Честь мундира сочинение рассуждение

Бороться с преступностью в современных условиях невозможно без укрепления правоохранительных органов, их очищения от коррупционеров, повышения престижа милицейской службы и доверия граждан к органам внутренних дел. Трудная и кропотливая работа по очищению милицейской среды от безнравственных людей является одной из ключевых, наиболее сложных задач современного Российского государства. Учитывать это особенно необходимо сегодня, когда проблемы соотношения права и этики, права и нравственности являются одним из важнейших факторов жизни современного общества.
Сегодня вопрос «Чести мундира» и «Чести офицера» как ни когда актуален т.к. формирование высоких нравственно-этических качеств у сотрудников — верность служебному долгу и присяге, честность, неподкупность, внимательное отношение к людям, общая и правовая культура — обеспечивает профессионально-этическую состоятельность кадров внутренних дел, их устойчивость к воздействию негативных факторов и профессиональной деформации, а значит, повышает их надёжность в борьбе с преступностью. [8]
С принятием в 1993 г. Конституции Российской Федерации начался новый этап в развитии нашего государства. Россия встала на путь построения правового, демократического государства, в котором власть подчиняется праву. Но, как известно, право выступает регулятором главным образом внешних отношений людей, а мораль, культура и религия являются регуляторами духовно-нравственных основ жизни людей.
Во все времена сила русской армии основывалась на духовных началах. Поэтому не случайно, что многие нормы морали, а также понятия офицерской чести и достоинства получали своё юридическое закрепление в уставах, наставлениях, приказах. На сегодняшний день коренным образом обновилось законодательство, регулирующее вопросы организации обороны страны, прохождения военной службы, правового статуса военнослужащих и другие вопросы, связанные с военной службой. [4]
Объектом исследования является офицерская честь и честь мундира как свод норм и правил поведения российских офицеров.
Предметом исследования выступают моральные, этические и профессиональные качества офицера российских Вооружённых Сил как носителя офицерской чести и чести мундира.
Целью исследования является определить тождества и различия чести офицера и чести мундира.
Для достижения поставленной цели решались следующие задачи:
– определить значение воинской чести;
– рассмотреть кодекс чести русского офицера;
– изучить значение чести мундира и престижность профессии офицера русской армии.

Позднее, когда такие пластинки потеряли свое первоначальное значение, они уже в другом материале остались на мундирах, как эполеты. В практическом смысле погоны были удобны тем, что при ношении ружей «на плечо» они предохраняли самую верхнюю часть мундира от быстрого износа и как бы скрепляли собой все части кожаного и матерчатого обмундирования — портупею, перевязь, ранцевые ремни. С течением времени погоны стали важнейшей частью военного мундира. Знаки различия, появившиеся на них, ясно указывали степень офицерского чина и таким образом четко разграничивали служебное положение старших и младших, начальников и подчиненных, офицеров и солдат. Мундир все более и более ста­новился символом воинской чести, и выражение «честь мундира» в лучшем значении этих слов было тождественными чести на поле брани. Недаром поэт-воин, служивший офицером в Павлоградских лейб-гусарах, писал в день полкового праздника:
Твой редкий кивер бирюзовый
Носил и я, за свой мундир,
За честь полка итти готовый
На смерть с восторгом, как на пир.
С мундиром, со всем внешним видом солдат и офицеров каждый полк связывал представление о своей былой славе и будущих победах. Один кавалерийский начальник говорил: «Военным нужны красивые мундиры для того, чтобы каждый офицер питал к ним любовь. И если бы мы не дорожили и не гордились воинской одеждой, которую носили когда-то наши доблестные предки, то были бы дрянью, лишенной чести».
Еще в 1813 году знаменитые гренадерские шапки Павловского полка обращали на себя внимание многих офицеров союзных России армий своей особенной формой и некоторым, казалось бы, неудобством их в боевой жизни. Было решено заменить эти шапки киверами. И вот однажды русский генерал вместе с союзным, гуляя по Елисейским полям, прошел мимо павловца-часового Лаврентия Тропина, который в виде образца был уже в кивере. Генерал обратился к нему с вопросом:
— Покойнее ли кивера шапок?
— Точно так, покойнее, — отвечал Тропин, — но в гренадерских шапках неприятель нас знал и боялся, а к этой форме еще придется приучать его.
Этот искренний и смелый ответ солдата, почитавшего свою форму, стал широко известен, и Павловскому полку были оставлены его прославленные шапки.
Лишение права ношения каких-либо принадлежностей обмундирования считалось в войсках одним из самых тяжелых наказаний. 16 марта 1806 года по русской армии был объявлен приказ: «Среди храбрости, оказанной российскими войсками, усмотрены и деяния тех, кои в день баталии покрыли себя бесславием. Новгородский мушкетерский полк при встрече с неприятелем противостоял ему недружно. В наказание столь постыдного поведения Новгородского мушкетерского полка положено отныне штаб- и обер-офицерам его носить шпаги без темляков, а нижним чинам сего полка тесаков не иметь». Только свыше четырех лет спустя, 13 июня 1810 года, Новгородскому мушкетерскому полку, загладившему вину свою мужеством и храбростью при штурме укрепления Базарджика, были возвращены утерянные отличия.
Символика мундира и погонов была в русской армии столь всеобъемлющей, что сам внешний акт лишения офицерскою звания выражался в срывании погонов с плеч того, кто своим поведением обесчестил их.
Честь мундира — это храбрость, верность долгу. Честь мундира — это дисциплина.
«Соберите сто тысяч человек, — говорил военный писатель Блондель, — дайте им оружие, снаряды, мундиры, и у вас еще не будет армии. Научите их употреблять все средства к истреблению неприятеля, предположите, что все они мужественны и сильны: у вас будет сто тысяч солдат, но еще не армия. Если их одушевляет одно чувство, поведите их на врага, они, быть может, одержат мгновен­ную победу, но на другой же день расстроятся и рассыпятся: они еще не составляют армии. Чего же недостает этим вооруженным, храбрым людям, чтобы стать армией? Им недостает дисциплины». Только строгий воинский порядок соединит этих людей в одно целое и сделает их грозным великаном. Воинский мундир, не освященный са­мой суровой дисциплиной, перестает быть символом чести и становится безличной одеждой. Поэтому тот, кто надел мундир офицера, перестает уже располагать собой по собственному усмотрению и подчиняет свою жизнь точно регламентированному порядку.
Внешний вид воинских частей сказывался не только в форме обмундирования, но и в молодцеватости солдат, их выправке, в уменье офицеров вести себя с достоинством. С помощью дисциплины и воспитательных мер желательный внешний вид может стать постоянно присущим войскам. В военном мундире нельзя быть понурым, вялым, нерешительным. Когда в 1814 году, после окончательного поражения наполеоновской армии, русские войска вошли в Париж, жители города, как свидетельствуют многочисленные мемуарные источники, были восхищены военным изяществом русских мундиров, блеском оружия, здоровым видом и бодростью воинов. Находившийся при главной русской квартире английский генерал Стюарт, впоследствии лорд Лондондерри, писал: «Все, что можно сказать о русских резервах, останется ниже истины. Внешний вид и вооружение их удивительны. Когда подумаешь о претерпенных ими трудах и сообразишь, что некоторые из них прибыли с границ Китая и в короткое прошли пространство от Москвы до Франции, исполняешься каким-то восхищением к этой исполинской стране и ее людям».
Красивый, стройный вид части, бодрое выражение лиц, щеголеватость в одежде, подтянутые манеры и точно написанная на лице готовность моментально исполнить любое приказание — это подлинные черты военного типа, свидетельствующие о постоянном присутствии в человеке военной жилки, о великом уважении к своему мундиру. Забота о точном соответствии формы одежды установленным для нее образцам есть первый признак стремления воина к порядку. В повести Куприна «Поединок» поручик Федоровский говорит подпоручику Ромашову, который одевается, чтобы ехать к полковому командиру: «Готовы? Советую вам продеть портупею под погон, а не сверлу. Вы знаете, как командир полка этого не любит».
У лучших русских офицеров были романтичные представления о достоинстве их мундиров, осененных славой героев-предков. Когда однажды в Тамбовском полку солдат, не отдав капитану чести, хотел оправдаться тем, что, стоя в полуоборот, он не видел лица офицера, капитан резонно сказал: «Мундир-то ведь ты видел, братец! Ну так вот знай — не мне отдаешь честь, а мундиру».
К концу девятнадцатого века пышные разноцветные мундиры с золотым шитьем уступили место, особенно в военное время, более скромным образцам одежды. Было введено так называемое защитное обмундирование. Основными его цветами служат зеленоватый и голубовато-серый. Первоначально защитное обмундирование появилось под названием «хаки» в английских войсках, нахо­дившихся в африканских колониях. После войны с бурами Англия окончательно ввела защитное обмундирование в качестве постоянной походной формы. Одновременно подобное же обмундирование ввела и Россия.
Культ чести мундира священен для офицера. Понятие о чести мундира включает в себя верность знамени, служит на войне путеводной нитью, указывающей дорогу среди всех преград. Честь мундира — это не только прошлое и настоящее офицера, а и его будущее ибо, вознесенная подвигом, она переживет века.

Обратимся к рассказу Михаила Шолохова «Судьба человека». В нём показана история простого русского солдата, даже имя его распространено – Андрей Соколов. Этим автор даёт понять, что герой рассказа – самый обычный человек, которому выпало несчастье жить во время Великой Отечественной войны. История Андрея Соколова типична, но сколько же лишений и испытаний ему пришлось пережить! Однако он с честью и стойкостью перенёс все невзгоды, не потеряв мужество и достоинство. Автор подчёркивает, что Андрей Соколов – самый обыкновенный русский человек, именно этим показывая, что честь и достоинство – неотъемлемые черты русского характера. Вспомним поведение Андрея в немецком плену. Когда немцы, желая развлечься, заставили измученного и голодного пленного выпить целый стакан шнапса, Андрей сделал это. На предложение закусить он мужественно ответил, что русские после первой не закусывают никогда. Тогда немцы налили ему второй стакан, и, выпив его, он так же ответил, несмотря на мучивший голод. И после третьего стакана Андрей отказался от закуски. И тогда немецкий комендант с уважением сказал ему: «Ты настоящий русский солдат. Ты храбрый солдат! Я уважаю достойных соперников». С этими словами немец дал Андрею хлеба и сала. И эти угощения тот разделил поровну со своими товарищами. Вот пример, демонстрирующий мужество и честь, которые даже перед лицом смерти русский человек не утратил.
Вспомним повесть Василия Быкова «Журавлиный крик». Самый молодой боец в батальоне – Василий Глечик – остался единственным выжившим против целого отряда немцев. Однако враги не знали этого и готовились нанести удар, собирая лучшие силы. Глечик понимал, что смерть неизбежна, однако он ни на секунду не допустил мысли о побеге, дезертирстве или сдаче в плен. Честь русского солдата, русского человека – вот, что нельзя убить. Он до последнего вздоха готов был защищаться, несмотря на жажду жить, ведь ему было всего 19 лет. Внезапно он услышал крик журавлей, посмотрел в небо, безграничное, бескрайнее, пронзительно живое, и проводил тоскливым взглядом этих свободных, счастливых птиц. Он отчаянно хотел жить. Пусть даже в таком аду, как война, но жить! И вдруг он услышал жалобное курлыканье, вновь взглянул вверх и увидел раненого журавлика, который силился догнать свою стаю, но не мог. Он был обречён. Злоба овладела героем, невыразимое желание жизни. Но он сжал в руке единственную гранату и приготовился к своей последней битве.
Приведённые аргументы красноречиво подтверждают постулат, заявленный в нашей теме – даже перед лицом неминуемой смерти у русского человека невозможно отнять честь и достоинство.

?
Реферат на тему:
Проблема истинного и ложного понимания чести мундира
Содержание
Введение…………………………………………………………………
1. Понятие «чести» как этическая категория……………………………………
2. Истинность и ложность  в понимании «чести мундира»……………….
3.Примеры проявления истинного и ложного понимания «чести мундира»…………………………………….……………………………………Заключение……………………………………………………………………….
Список использованной литературы……………………………………………
Введение
Такое понятия, как «честь мундира» носит характер метафоры, выражающей нравственно-психологические категории.
Понятие «честь мундира» можно определить как совокупность моральных качеств, которые должны быть присущи при выполнении профессионального долга: самоотверженное выполнение своего служебного долга всоответствии с такими понятиями как: профессиональная честь и честь коллектива, верность профессии, чувство профессионального достоинства, профессиональная совесть, моральная ответственность.
Цель настоящей работы – дать понятие «чести» как этической категории, а также раскрыть особенности истинного и ложного понимания «чести мундира».
1. Понятие «чести» как этическаякатегория
С правовой точки зрения честь – это сопровождающееся положительной оценкой отражение качеств лица (физического или юридического) в общественном сознании. Однако тогда определение чести вступает в некоторое противоречие с ее пониманием в ГК РФ как нематериального и неотчуждаемого права личности, если только не понимать это право как своего рода «презумпцию наличия чести» – допущение, чточеловек располагает честью, если он не допустил поступков или высказываний, несовместимых с его положительной оценкой в общественном мнении (общественном сознании).
Унижение чести предполагает, что человек ощущает изменение (или считает потенциально возможным изменение) общественного мнения о себе. Это сознательная дискредитация человека в общественном мнении.
Во всех великих культурахпостулировались вечные неизменные ценности, предлагались такие идеалы, вокруг которых может консолидироваться общество и на основании которых культура и цивилизация способны функционировать.
Честь – понятие морального сознания и категория этики, тесно связанная с категорией достоинства. В отличие от достоинства честь связана с конкретным общественным положением человека, родом его деятельности, его образом жизни.
Честь- это авторитет, имидж, репутация, нравственный образ жизни, стремление высоким идеалам чести. Честь требует от человека поддерживать (оправдывать) ту репутацию, которой обладает он сам или коллектив, которому он принадлежит. Понятие чести предполагает уважительного отношения по заслугам.
Честь как категория этики означает моральное отношение человека к самому себе и отношение к нему со стороныобщества, окружающих, когда моральная ценность личности связывается с моральными заслугами человека, с его конкретным общественным положением, родом деятельности и признаваемыми за ним моральными заслугами (честь офицера, честь судьи, честь ученого, врача, предпринимателя.).
Честь и достоинство тесно связаны. Однако в отличие от достоинства, основанного на признании равенства всех людей, честьоценивает людей дифференцировано.
Исторически честь в моральном сознании общества появилась в виде представлений о родовой и сословной чести, предписывающей человеку определенный образ жизни, деятельности, поведения, не унижающий достоинства сословия, к которому он принадлежит.
Таковы были представления об офицерской чести в условиях, когда офицерский корпус комплектовался в основном из дворянства. Онибыли связаны с особой щепетильностью в отношении действий, которые затрагивали или могли затронуть честь офицера и дворянина.
В России, как и в других европейских странах, способом решения вопросов чести являлась дуэль. Запрещенная строжайшими указами Петра I еще в 1702 году, дуэль тем не менее существовала и до манифеста Екатерины II 1787…

…В эту минуту я вспомнил всё то говно, которое изливали на нас газеты, конкурирующие по своему качеству с туалетной бумагой, и надоедливые мудаки-журналисты.
– Полиция уже давно перестала защищать народ! Кого нам больше боятся: стражей порядка или бандитов? Сегодня один избил журналистку, завтра другой устроит стрельбу в магазине. Продолжаются поборы с водителей на дорогах! Ментовский беспредел. А «своих» они не сдают. Продажные полицаи, насильники, – кричали они наперебой.
Я помнил каждое сказанное в новостях слово. И когда я слышал крылатые выражения типа «оборотни в погонах», «бандиты в фуражках», «полицейская мафия», в мою голову словно вбивали здоровенный гвоздь. Но я не мог уйти, не мог избавиться от этой злостной пропаганды. Я слышал её с самого поступления в университет МВД. Прошло уже 5 лет, но голоса с радио и телеканалов никак не затыкались.
И вот, настал миг, когда я почувствовал облегчение. От наступившей тишины звенело в ушах. Хоть я и был счастлив, но старался не показывать ни капли эмоций. А Димон даже сейчас не мог удержаться и тихо хихикал за моей спиной.
Мы наблюдали за ним из окна. Он тяжело дыша поднялся с колен. Стас и Серый избили его так, что из ушей и носа струилась кровь. Левый глаз заплыл вздувшимся синяком. Он сплюнул, но вместо слюны на асфальте появился темно-красный сгусток. Андрей стоял поодаль в белых перчатках, не обращая внимания на происходящее, и старательно чистил носовым платком дубинку.
– Ребята, пожалуйста, отпустите, – он почти рыдал. – Я никому ничего не скажу. Давайте всё забудем. Я не сдам вас клянусь!
– А ну закрой пасть, сука! – крикнул Стас. – А то сейчас еще получишь!
Серый же, не дожидаясь удачного момента, засадил ему носком ботинка в живот. И они вновь принялись лупить беднягу.
А началось всё с довольно безобидного инцидента. Я работал в отделе несколько дней. К концу подходила вторая рабочая неделя. Мы с Димоном сидели в кафетерии и мирно беседовали. Димон, как всегда травил пошлые анекдоты, а я кривил улыбку, чтобы выглядеть заинтересованным:
– «Мсье, вы обещали на мне жениться» «Ну мало ли что я на ком обещал…»
Дверь распахнулась, и в закусочную вошел Андрей. Он тяжело и быстро дышал, с трудом сдерживаясь от гнева. Сохраняя офицерскую выправку, Андрей, широко шагая, приблизился к нашему столику и хлопнул ладонью по столу, прервав наш разговор.
– Макс, Димон, за мной! – скомандовал он ледяным голосом, от чего мне стало не по себе – Андрея трудно было разозлить. По крайней мере, я так считал.
– Эй, Андрюха, – заупрямился Димон. – Мы ведем светские беседы о поручике Ржевском, а ты…
– Мне не до шуток! Чеченцы тачку спалили, – коротко ответил Андрей и, не дожидаясь нас, вышел за дверь.
– Опаньки, – прошептал Димон. – Вот же твою мать…
– Что случилось-то? – равнодушно спросил я.
Я успел повидать много жести, успел и бессонницей помучиться. Всегда что-то да происходило: перестрелки, проверки притонов, набитых наркоманами-безумцами. То и дело в сточных каналах всплывали трупы, а в подвалах дохли бомжи. Поджог патрульного автомобиля для меня не был чем-то удивительным, но Димон мне всё объяснил.
Местная полиция, да и мы в том числе, создали себе своеобразную репутацию в городе. Хоть преступления и не всегда раскрывались, воевать с нами никто не решался. За убийство полицейского устраивались настоящие карательные экспедиции. Впрочем, это не сильно защищало от смерти. Она могла настигнуть и в случайной перестрелке.
Так или иначе, банды опасались вступать в конфликт с полицейскими, а вот разрисовать двери участка или побить стекла могли. Тут, как сказал Димон, главное знак растолковать. Не секрет, что в бандах под прикрытием многие годы работали десятки сотрудников. Они-то и придумали своеобразную «Азбуку вандализма». Поджог машины означал, что в отделе завелся «шакал» – полицейский, перешедший дорогу бандитам, опустившийся до их же уровня.
Кто-то долгое время обирал нищих, просящих милостыню, собирал «дань» с торговцев на рынке. Кто-то здорово поплатился за свои грехи, вступив в конфликт с бандитами. Кто-то из-за своих амбиций и интересов подставил под удар весь отдел, потому что преступники объявили полиции войну.
Сожгли именно нашу машину – их легко было отличить по характерным буквам в номерах «УР». «Шакал» был среди нас, и чем скорее мы его вычислим, тем меньшими материальными потерями обернется это противостояние.
Андрей ждал нас на парковке. Он нервно бродил взад-вперед, то крутя пистолет на пальце, то меняя его на дубинку.
– Почему так долго? – заругался он, когда мы подошли к нему. – Поехали в общагу, надо справки навести, заодно поставим этих козлов на место.
– А твоя машина где? – спросил Димон.
Лучше бы он этого не делал. Андрей сдавил ручку дубинки. Я приготовился к тому, что он сейчас хорошенько засадит Димону по печени. Андрей выдохнул и крикнул, выделяя каждое слово:
– А ты типа не въезжаешь?! Поехали!
Ни я, ни Димон больше не решались задавать тупые вопросы, дабы не нарваться, но спустя минут пять Андрюха сам заговорил. Он вел одно дело об ограблении квартиры бизнесмена и уже возвращался в отдел, когда решил притормозить у закусочной. В этот момент мимо промчалась черная БМВ. Проехав метров сто, машина неожиданно развернулась. Заскрежетали покрышки:
– Вот вам, менты, возмездие! – крикнул водитель с явным чеченским акцентом и бросил в салон бутылку с бензином.
Огонь вырвался из салона и стремительно понесся вверх, приняв форму гриба. Машина разорвалась на глазах у Андрея. Я только сейчас заметил на его лице несколько царапин. А дальше труп автомобиля сгинул в пламени и черном дыму.
– Они ответят мне за всё, – вновь прошипел Андрей.
Я знал Андрюху довольно хреново. Что говорить – прошло каких-то десять дней. Виделся я с ним редко, иногда пересекались в коридорах. Но такие перемены в его лице заметил даже я. Его взгляд напоминал мне взгляд киллера из остросюжетного боевика. Такой же равнодушный и беспристрастный. Он спокойно смотрел перед собой, говорил холодно и сдержано. Его дыхание оставалось медленным и глубоким.
На первый взгляд Андрей был абсолютно спокоен, чего нельзя было сказать о его руках. Их натурально трясло. Дай ему повод и Андрюха сорвался и придушил бы того, кто спалил его тачку. И я чувствовал, что дело здесь было не только в потерянной машине и преступнике-полицейском.
Димон остановил «Мерседес» у двенадцатиэтажного кирпичного здания. Не требовалось заходить в эту серую общагу, чтобы понять – она является рассадником преступности. Вдоль стен тянулась разношерстная череда балконов, кое-где остекленных, но в целом абсолютно пустых или забитых всяким хламом. Где-то на веревках сушилась поношенная одежда, где-то с голым торсом курили мужики.
Стекла единственного подъезда были напрочь высажены, и с высоты на нас глядели пустые гниющие оконные рамы. По торцам здания вниз спускались ржавые, местами провалившиеся, пожарные лестницы. На первом этаже, где в советское время размещался продуктовый магазин, чернели стены от былого пожарища. Граффити не оставили ни одного чистого кирпича. Дом полностью принадлежал выходцам из Ичкерии, которые не очень-то хотели приводить своё жилье в порядок.
О нашем приезде сразу доложили кому-то наверху – резвившиеся дети, завидев «Мерседес» с синими полосами, бросились наперегонки в подъезд. Андрей ждать не стал. Стиснув дубинку, он направился к парням, сидевшим на скамейке у детской площадки. Мы немного промедлили – Димон одернул меня за рукав.
– Ты драться-то умеешь, Макс? – спросил он.
– Пока никому морду бить не приходилось, – ответил я.
– О’кей. Тогда держи ствол наготове, – Димон, увидев моё замешательство, добавил. – Не дрейфь, Макс. Андрюха с нами, значит, нам ничего не грозит. Делай так же, как я и всё пучком будет!
Андрей тем временем приблизился к двум подросткам на площадке. Те не обращали на него внимания и продолжали слушать магнитофон. Играл традиционный для таких районов уличный рэп и хип-хоп.
– Кто из полицейских вам дорогу перешел? – мягко спросил Андрей. – Я обещаю вам разобраться и наказать виновных.
– Ты эту лапшу кому-нибудь другому втирай, – крикнул парень лет двадцати.
– Просто назовите имя, если не знаете – покажите того, кто знает.
– Чувак, просто ответь на вопрос! – посоветовал Димон.
Но собеседник не внял предупреждению. Он презрительно харкнул под ноги Андрею и крикнул:
– Да вы, менты-суки, в конец охуели! Мы – одна семья. Думаете вот так можно запросто изнасиловать а потом мою сестру избить?! Ублюдки!
Лучше бы он этого не произносил. Глаза Андрея налились кровью. Он яростно пнул ногой магнитофон, отчего тот пролетел метров пять и весь раскрошился. Задолбавший рэп наконец-то стих.
– Что ты сказал? – Андрюха еще давал шанс на реабилитацию.
– Твари русские! Совсем нас не уважаете. Вы, менты, последнее отнимете! Еще и в участке прибьете. Ну, мы вам припомним, свиньи. Кавказ – сила!
Не сказав больше ни слова, Андрей схватил парня за горло и вдавил его шею в спинку скамейки. Тот захрипел, беспомощно замотав руками. Второй было дернулся, но Андрюха приставил к его лбу пистолет и рявкнул:
– Сидеть!!! – он немного ослабил хватку и сказал несчастному. – Молись своему Аллаху. Авось в рай заберет.
Но паренек покряхтев лишь улыбнулся:
– Иди к черту, урод! Мы все – одна семья. Может быть, с моим старшим братом для начала потолкуешь?
– Димон!
Мы, сообразив, что хочет Андрей, обернулись. По спине пробежал легкий холодок. Из подъезда высыпала небольшая армия. Вооруженные арматурой, деревянными палками, лезвиями, ножами к нам направлялись подростки и мужики постарше. О чем-то говорить теперь не имело смысла.
– Макс, держись, – шепнул мне Димон, расстегивая кобуру. Я сделал также.
У Андрея же были стальные нервы, или как принято говорить, чтобы сделать комплимент товарищу, железные яйца. Рукояткой он вырубил надоедливого собеседника. Другого, которого всё это время держал на мушке, схватил и оттолкнул в сторону приближающейся толпы, чтобы тот ненароком не нанес подлый удар ножом в спину. Пока армия еще не приблизилась к нам, Андрюха убрал пистолет и приготовил дубинку.
На него сразу накинулись двое, но он, увернувшись от атаки, нанес быстрые удары одному в челюсть, другому в область колена. Я поморщился, услышав неприятный хруст и последовавший за ним пронзительный крик. В глазах снова поплыло. «Только не сейчас. Только не сейчас!» – повторял я, боясь потерять сознание.
– А ну назад, падлы! Стоять, суки! – закричал Димон выставив вперед револьвер. – Макс, держи левый край. Я кому сказал «назад»!
Мы прицелились в атакующих, и те замерли, боясь встретиться с пулей. Для верности Димон сделал один предупредительный выстрел в песок. Мы отогнали толпу на безопасное расстояние. Оказавшись в неприятной ситуации, не имея шанса наброситься на нас, им ничего не оставалось кроме как кричать, поддерживая своих более удачливых товарищей. Как мы не старались, всё же трое чеченцев успели наброситься на Андрюху. Однако помочь ему мы не могли, да это было и незачем.
Не спуская глаз с толпы, я изредка поглядывал на Андрея. Что-то с ним было не так. С непонятным чувством смятения и легкого страха, я понял, что обнаружил еще одного психа в отделе помимо Димона. Казалось, что от каждого удара Андрей получал наслаждение. Он не выглядел богатырем. По комплекции Андрей был высоким и худощавым. Но его удары были настолько жесткими и быстрыми, что могли свалить с ног даже стокилограммового борца. Одного из нападавших он избил дубинкой до полусмерти, буквально впечатав в землю.
Тем не менее его движения были идеальны. В них не было ничего лишнего, не было той сумбурности, чрезмерности, когда разум во власти эмоций. Андрей обращался с дубинкой также искусно, как самурай с катаной. В происходящем было нечто невообразимо дикое и в тоже время прекрасное.
– Назад швайн, и не трожь мои ботинки! – крикнул Андрюха, уработав дубинкой последнего.
Двое в синяках и кровоподтеках отступили. На земле остались лежать трое, один сжался в позу зародыша и стонал.
– Ну что, отбросы, кто еще? – Андрей расхаживал по детской площадке, словно гладиатор на арене. – Валите в свои горы коз пасти! Это наша земля, и вам здесь не место! Всех бы вас в Дахау извел! Только и делаете, что нашу кровь портите, отребье. Что? Осмелели? Давно вас не расстреливали массово. Машины полицейские жжете? Ну, так я вам сейчас всем руки-то переломаю. Будете с ложечки есть, пока не издохнете!
– Довольно! – послышался голос из толпы.
В этот момент, наверно, даже Димон подумал, что это уже перебор. Хотя я ошибался. Димон лишь улыбаясь смотрел на Андрея и лежащих на земле чеченцев. Из толпы вышел седой старик.
– Я отвечу на ваши вопросы, а потом убирайтесь отсюда!
Толпа оставила нас, удалившись обратно в дом, забрав с собой покалеченных и лежащих без сознания. Старик оказался разговорчивым. Я допросил его вместе с Андреем. Вскоре к нам вышла и его жена, не менее милая пожилая женщина в цветном платке с лицом, повидавшем множество лишений за свою жизнь.
– Наша внучка Лизонька… У неё родители во время Чеченской войны от взрыва бомбы погибли. Вот мы её и воспитываем. А его Игорь зовут. Он всё ходил за ней. Всегда на полицейской машине приезжал. В ресторан возил, даже кольцо подарил. Только Лизе он не нравился, говорит – грубый он какой-то. А тут вся в слезах вчера вечером пришла, одежда изорвана, синяки ссадины. Сказала, что он её прямо в машине… Подонок!
– Вы уж не держите зла на нас, – добавила женщина. – Это брат её старший. Вроде как по номеру машины этого Игоря вычислял, да, видимо, напутал что-то. Но буквы говорит те же: «УР».
– Спасибо за информацию, – сухо ответил Андрей и направился к машине.
– Не переживайте, мы найдем его. Он не уйдет безнаказанным, – я решил поддержать пожилую чету и хоть как-то попытаться извиниться за Андрея, но женщина лишь расплакалась.
Старик неприветливо взглянул на меня и прохрипел:
– Уходите…
По дороге обратно мы с Димоном молчали. Андрей задумавшись смотрел в окно и заговорил, когда «Мерседес» остановился у отдела.
– Значит, изнасилование, – равнодушно произнес он. – Ну, Игорь и подлец!
– Мы тебя догоним, – крикнул Димон Андрею – тот, хлопнув дверью и направился внутрь.
Димон ритмично постукивал пальцами по рулю, видно ожидая моего вопроса. Я же положил голову на руку, приняв позу «Мыслителя». Я никак не мог подобрать тон, с которым задам интересующий меня вопрос. Я не хотел злиться, но желал осудить действия Андрея. Думал, почему это произошло, и почему я так восхищаюсь случившимся. Я хотел сохранить самообладание и одновременно крикнуть, чтобы произвести должный психологический эффект. В итоге получилось совершенно невнятное сказанное наполовину восторженным, наполовину удивленным тоном выражение:
– Что это, мать твою, было?!
– Ха-ха, – засмеялся в ответ Димон. – Вот такой он, наш Андрюша, непредсказуемый. Что ты хочешь? Он же наци.
– Ты что серьезно? – я не верил, что в таком невозмутимом человеке, как Андрей может скрываться совершенно иная личность.
– А то, блять! Помимо того, что он у себя в предках княжескую кровь нашел… – Димон сделал паузу и продолжил. – Я тебе потом об этом расскажу. В общем, Андрюха у нас «Россию для русских» бережет. Да ты не парься. Вообще он спокойный и давно налысо не бреется, но если повод дать – башню вмиг сносит.
– Как с машиной, – констатировал я.
– Эти «черные» получили по полной, – голос Димона опустился на тон ниже. – Андрей правильно сделал, что как следует отмудохал их у общаги. На всю жизнь теперь запомнят, суки!
– Они же ни в чем не виноваты.
– Ты, что, дебил, Макс?! – воскликнул Димон. – Ты еще скажи, что они защищались!
С этими словами он громко заржал. Я не собирался опускаться до такого. На этих улицах я успел многое увидеть. Здесь и так хватало жестокости, а ненавидеть целый народ было верхом безумия.
– Что замолчал-то? – спросил Димон.
– Да иди ты в жопу! – отмахнулся я.
– Макс, да они сами понаехали. Ты только посмотри, как они ведут себя. Уже весь город заполонили своими аулами. Ночью домой не пройти. На полицейских им насрать! А ты их защищаешь. Они уже полстраны загадили. Везде свои порядки наводят, а мы – русские – сидим и молчим. Где наша сила, где дух? Мочить их, козлов, надо, вот что!
– Это не повод отправлять всех в лагерь. Так же Андрюха сказал?
– Да хорош к словам цепляться, – заныл Димон. – Ну, сорвался – с кем не бывает. Хотя был бы в России маленький такой дворик с колючей проволокой по периметру и газовыми камерами, поверь, в нашей стране такого говна не творилось бы.
Я с омерзением посмотрел на напарника.
– Да ты идиот, Димон!
– Знаешь, что на это обычно говорит Андрюха? – он заговорил неожиданно серьезно. – Каждый патриот в душе наполовину нацист…
Стоило мне на секунду задуматься и мысли тут же полезли в голову. Из того, что я видел, и того, что рассказал мне Димон, выходило, что Андрей был не просто наци. Он воспринимал идеологию как судьбу, жизненный путь. Наверняка Андрей считал нацизм способом поднять Россию с колен. Да только был Андрюха всего лишь простым полицейским. Но даже на этом уровне он выполнял свою работу безукоризненно и был грозой этнических группировок, несчастных эмигрантов и беженцев.
Сказанная Димоном фраза начала своё замедленное действие. Мы все хотим, чтобы граждане были счастливы, чтобы нам никто не мешал. У нас своя культура, и нам чуждо всё иностранное. Так уж сложилось, что мы в большинстве своем православные славяне, говорящие на русском языке. Такими были наши предки. Их права мы и отстаиваем.
Учась в университете, я год от года усваивал, что полиция защищает народ, полицейские – представители власти. Мы – те, кто очищает улицы от грязи. Мы – до мозга костей патриоты. И нам больно, когда страна не в силах противостоять врагу. Мы ненавидим тех, кто не признает наши законы, нашу жизнь.
Это наша страна – Россия – и мы не потерпим её унижения! Так может Андрей просто выполнял свою работу? Что он сделал противозаконного? Покалечил, даже не убил, тех парней. Они сожгли полицейский автомобиль и получили за это сполна. В действиях Андрюхи не было ничего страшного…
– Давай, Макс, пошли! Прижмем Игорька. Эта мразь за всё ответит, – Димон толкнул меня в плечо. Я ужасно обрадовался – еще немного, и я бы переродился. В тот миг я зарекся больше не баловаться национализмом.
С Игорем я не был близко знаком, хотя частенько наблюдал за ним. И клянусь, он был еще тем мудаком. В моем понимании Игорь абсолютно не соответствовал образу полицейского. Его постоянно подозревали то в крышевании торгашей на рынке, то в получении взятки от водителей, которых он вообще не имел права штрафовать. Проявляясь на работе, он в первую очередь искал развлечений, ездил в нарколабораторию «проверить груз», частенько поигрывал в карты и сильно выпивал.
Но на всё это можно было легко закрыть глаза. Даже я смог, хоть и приложил для этого всю имевшуюся силу воли. Игоря готовы были многие пристрелить за его дебильную способность попадать в неприятности, да так, что дерьмо, которое он намешал, выливалась на бошки нам всем. При мне он уже дважды попадал в историю. Первый, когда избил какого-то подростка в переулке, а тот посмел кони двинуть. Тогда поднялся нехилый бунт. Пришлось задействовать ОМОН, чтобы наш отдел по кирпичикам не разнесли. И вот сейчас всё повторялось, только с девушкой из семьи беженцев.
И даже не смотря на все свои поступки, Игорек держался бодро, постоянно шутил, будто ничего не произошло. Еще бы! Каждый раз ему всё сходило с рук. Поймать с поличным подлеца не удавалось, а Василий Семенович закрывал глаза на его поведение. Видимо, Андрей, хоть и был старшим, тоже сдерживался от замечаний до тех пор, пока его автомобиль не превратился в кучу обгоревшего металла. Теперь, узнав характер Андрюхи, я мог смело предположить – эта сука ответит за всё! Я его практически не жалел.
– О, Андрюха! Парни! Здорово! Макс, как жизнь? – воскликнул Игорек, когда мы вошли к нему в кабинет.
– Нормально, – сухо ответил я.
Он развалился в шикарном кожаном кресле, закинув ноги на стоявший рядом стул. Компьютер работал – я не сомневался, что минуту назад Игорек сидел на одном из сайтов с извращенной японской порнографией. Андрей медленными шагами двинулся к нему. Димон зашел с краю, а я остался у дверей. Лезть в разборку не хотелось, а вот посмотреть на «допрос» – с удовольствием.
– Ну, что, Игорь, опять в историю вляпался? – спросил Андрей.
– Эээ, братюня, ты о чем? Всё чисто как в трамвае!
– Значит, ты ничего не знаешь о чеченской девушке и изнасиловании?
– Нет, ребята, вы что-то попутали…
– Что ты крутишь, гнида! – вступил в разговор Димон. – Нас из-за тебя, бля, чуть по земле не раскатали!
– Её родственники на тебя показали, – сказал Андрей. – Так что в этот раз не отвертишься.
Игорь поморщился. Он положил руки за голову и произнес тоном обиженного гопника:
– Вот сучка-то! Сдала меня, значит. Ну и хрен с ней. Другую найду, – он посмотрел на парней невинным взглядом и улыбнулся. – Ну ладно, мой косяк. А вы меня известить об этом пришли? Хм… Ну, благодарю.
Он абсолютно ничего не боялся и чувствовал себя королем положения. Я ему не слишком завидовал. Он еще не знал, что всё это ему только кажется. Андрей больше не произнес ни слова. Он кивнул Димону, зашел за спину к Игорю и, как отец нашкодившего сыночка, схватил за ухо и поднял с кресла.
– Аа! Пусти, больно, бля! – завизжал Игорек.
– Закрой пасть! – крикнул Димон. – Из-за твоего выёбывания у Андрюхи тачку спалили. А теперь слушай внимательно, нас уже задрали твои выкрутасы, так что иди-ка ты в обезьянник – посидишь, подумаешь. А завтра чтоб мы тебя здесь не видели!
Андрей отпустил ухо, и Игорь плюхнулся в кресло. Я не мог верить ушам, ведь спустя всего минуту, он выкрикнул:
– Пацаны, да идите вы к черту! Ты не мой начальник, Андрюха. А ты Димон вообще псих. Я тебя слушать вообще не собираюсь, придурок.
Игорь был прав только в одном: Димон – конченый псих. Он выхватил револьвер и приставил его к виску Игоря.
– Да ты что! – засмеялся Димон. – Может, с моим другом поговоришь?
– Пошел ты, – огрызнулся Игорек.
– Хватит. С ним и так всё решено, – остановил Димона Андрей. – Больше нам здесь делать нечего. Его карьера закончена…
А потом произошло то, что и должно было случиться. Справедливость восторжествовала. Именно та справедливость, которая родилась и выросла в этом городе. Справедливость, плюющая на закон и курящая марихуану, с черепом вместо лица и толстым кошельком, набитым золотыми монетами.
– Что вы тут устроили? – Василий Семенович был очень недоволен. – Какого хрена мне звонит отец Игоря, а после я нахожу его в камере для заключенных?!
– Мда, еще тот засранец. Все-таки настучал папаше, – шепнул мне Димон.
– Василий Семенович, – начал было Андрей. – Я уже готовил рапорт…
– Дай сюда! – он схватил со стола Андрюхи все бумаги и, даже не рассмотрев их, бросил в мусорное ведро. – Забудь об этом. Игоря не трогать.
– У нас есть все основания… – запротестовал я.
– А вам двоим, – перебил начальник, указав пальцем на меня и Димона. – Объявляю выговор. Это ж надо додуматься! В обезьянник парня засунули. Игорь мне всё рассказал!
Василий Семенович гнобил нас еще минут двадцать. Мы попали под настоящий ливень, только вместо воды с небес обрушивались помои. Осталось только обвинить нас во всех смертных грехах и четвертовать.
За спиной начальника довольно расхаживал Игорек и подмигивал. Наверно, был в восторге, что имеет могучего покровителя. В пылу Василий Семенович проговорился. Отец Игоря работал в Управлении и мог в любую минуту заменить нас на более сговорчивых людей
Но я не мог всё так оставить. Полицию постоянно унижали, называли преступниками, бандитами. Журналисты твердили, что нам закон не писан. Я ненавидел их. В Университете со мной училось множество классных ребят. Я бы поручился за каждого. Но из десятка или хотя бы из сотни найдется один единственный, кто сведет все усилия на «нет». И найти шакала гораздо труднее, чем стать им и портить отношения всей стае.
А когда ты схватишь предателя, когда остановишь и поставишь к стенке, тебе всё равно не дадут свершить правосудие те, кто выше тебя. И бандит в погонах просто встанет и уйдет, посмеявшись над твоим бессилием. Так уже случалось сотни и сотни раз, но я не намерен был это терпеть.
– Максим, тебя только не хватало! Я всё сказал, – Василий Семенович не собирался вести беседу, когда я зашел в кабинет.
– Василий Семенович. Игорь виновен и должен понести наказание, – заявил я.
– Ты не понял?! Вышел из кабинета!
– Но так нельзя, – начал было я.
– Послушай, заканчивай капать мне на мозги, – Василий Семенович начинал злиться. – Ты мне будешь говорить, что делать? Не много ли на себя берешь, малец! Я принял решение. Вопросы есть? Нет. Всё, пошел! Да, еще. Загляните к чеченцам, скажите им что-нибудь. Ну там «ведется расследование…» – сам знаешь. Пусть угомонятся.
Я вышел полностью подавленным. Я ничего не мог изменить.
– Макс, блин! Куда ты ушел? – догнал меня Димон.
– Василий Семенович и слушать не стал, – удрученно ответил я.
– Ну, ты нашел к кому обратиться, – засмеялся Димон. – Василий Семенович хоть и мужик славный, но должностью дорожит. Пойдет на всё, чтоб местечко насиженное сохранить. Оно и хорошо: пришлют какого-нибудь придурка – проблем себе огребем…
Я расценил это как призыв к бездействию. Но Димон понял меня и исправился:
– Начальника вмешивать не стоит. У него и так забот выше крыши. Что, Макс, думаешь мы сами не разберемся? Пошли – во двор. Там уже всё началось.
Димон был несказанно счастлив. Я не знал, зачем он тащил меня за собой. Димон пробежал по лестнице, словно школьник, обрадованный концу урока. На втором этаже он мельком глянул в окно и подозвал меня:
– Смотри! Сейчас этот мудак получит.
Игорь вышел во двор. Он щурился от светящего солнца и глубоко вдыхал свежий воздух. Он был совершенно расслаблен и потягивался, разминая руки и спину после жесткой скамейки за решеткой. Как ни в чем не бывало, Игорь прошел мимо Андрея, который стоял поодаль, облокотившись на багажник автомобиля.
– Андрюша, привет! – заигрывая произнес он. – Надеюсь, ты не сильно расстроился, что меня выпустили?
Андрей молчал.
– Да ну не парься ты с этой тачкой. Одной больше, одной меньше. Завтра новую дадут.
– Гляди внимательно, – шепнул мне Димон.
Но ничего особенного не происходило. Я догадывался, что собирается сделать Андрей, но не понимал, как он это совершит. И тут до меня дошло. Я воспользовался советом Димона и осмотрелся. Выходящие во двор окна были наглухо закрыты шторами, завешены жалюзи. Тройной стеклопакет не пропускал ни единого звука. Со стороны улицы тянулся трехметровый забор из серого кирпича с единственными воротами.
– Ну ладно, братюнь, я домой, ариведерчи! – Игорь направился к выходу.
Его испугал короткий пронзительный свист. Игорь вздрогнул. У ворот появились Серега и Стас, видно, давно ожидавшие приказа. Серый потянул за ручку, и металлические ворота с лязгом задвинулись. Выхода не было.
– Эй ребята вы чего? – Игорь удивленно посмотрел на Андрея.
– Разъяснительную беседу проведем, – я заметил, как Андрюха прячет за спиной дубинку. – Ты знаешь, кто мы такие?
– Я не понял… – голос Игоря постепенно стихал.
– Мы все русские. Мы – великая нация! Мы настолько сильны, что способны жить самостоятельно без надежды на чью-либо помощь. Испокон веков наша великая империя влияла на судьбу мира. Мы должны гордиться своим происхождением.
– Ой, Андрюха. Вот только мне не надо втирать свои нацистские задвиги, – небрежно сказал Игорь.
– Нас приняли в полицию, чтобы защищать страну, сохранять закон и порядок, – продолжал Андрей. – Мы служим, чтобы очистить общество от грязи, от той грязной крови, которая каждый день вливается к нам с толпами эмигрантов. Мы не имеем права потерять свою культуру. И я, как старший по званию, не потерплю в своих рядах шакала, поступившегося принципами присяги!
С этими словами он замахнулся и отвесил Игорю хорошую пощечину. И тут на меня нахлынула настоящая эйфория. Андрей вновь меня приятно поразил. Но в отличие от прошлого раза теперь я понимал, что произошло. Об этом вроде говорили на востоке: «обрати свою темную сторону в благое русло». Может, так и не говорили, хрен его знает.
По сравнению с Игорем, Андрей казался великаном. Как у настоящего офицера, его форма была выглажена, ботинки начищены. На руках – аккуратные белые перчатки. Светлые коротко подстриженные волосы переливались на солнце. Холодные голубые глаза уставились на Игоря. Андрей был истинным арийцем. В одну минуту его характер перестал быть для меня чем-то ненормальным. Я был готов простить Андрею всё, даже избиение чеченцев. Боже, как красиво звучал его голос!
– Полиция – это больше, чем просто подразделение. Мы – избранные. Мы – цвет нации, и должны быть благодарны судьбе за то, что она так снисходительна к нам. Раз мы получили в свои руки такую власть, то и должны вести себя соответствующим образом. А ты позоришь наш род. Офицерам не подобает так себя вести, – Андрей замолчал и добавил. – Не говоря уже о том, что ты смешал свою кровь с неполноценным родом.
Он вновь ударил Игоря, теперь по другой щеке.
– Да плевал я на твои дебильные речи, – прошипел Игорь. – Ты псих! Вы все психи! Хоть пальцем меня тронете, завтра же вас не будет. Вас раздавят как мух, даже пикнуть не успеете, гады. Идите к черту!
И он выставил вперед средний палец, но не рискнул долго держать так руку – Андрей вытащил из-за спины дубинку и стал похлопывать ей о ладонь, готовясь нанести удар.
– Только тронь, только тронь! – Игорь отступал назад, забыв, что за его спиной стоят Серый и Стас.
– Я офицер, – ответил Андрей. – И не должен опускаться до избиения подчиненных.
С этими словами он отвернулся.
– Даа, Андрюша у нас добрый… – протянул Стас.
– …А вот мы тебя, сука, жалеть не будет, – добавил Серега и засадил кулаком в скулу. Я только и успел заметить, как на его пальцах сверкнул стальной кастет.
Сколько раз убеждался на личном опыте, на рассказах других людей. Когда человек привыкает, что всё ему сходит с рук, словами его уже не исправишь. Но достаточно один раз хорошенько вмазать ему, и всё позерство и понты прорадают. Он полностью твой – делай, что хочешь. Ублюдок никогда не ожидает, что кто-то посмеет дотронуться до него хоть пальцем, а когда осознает, что ему один за другим летят удары по ребрам, становится уже слишком поздно просить прощения.
В эту минуту я вспомнил всё то говно, которое изливали на нас газеты, конкурирующие по своему качеству с туалетной бумагой, и надоедливые мудаки-журналисты.
– Полиция уже давно перестала защищать народ! Люди боятся полицейских больше, чем бандитов. Их надо самих судить. Продажные полицаи, насильники, убийцы, – кричали они наперебой.
Я помнил каждое сказанное в новостях слово. Когда я слышал подобное, в мою голову словно вбивали здоровенный гвоздь. И вот, настал миг, когда я почувствовал облегчение. От наступившей тишины звенело в ушах, и теперь я мог сказать свою речь.
Мы каждый день рискуем жизнью. Бандиты-отморозки убивают нас сотнями, не страшась карательных операций. Мы – авангард войск, не дающих погрузить страну в хаос. Это мы – та армия, которая ведет непрекращающуюся войну со злом. Каждый в нашем отделе повидал такого, от чего у других кошмары по ночам начнутся, но мы держимся, и стоим на ногах.
Но нет! Всегда найдутся те, кто назовет нас преступниками, кто будет считать, что полиция тоже грабит и убивает. И в того, кто это скажет, нельзя будет бросить камень. Ведь он окажется прав. В какой-то степени. И именно из-за таких сволочей, как Игорь, которым насрать на законы, за спинами которых стоят богатые и сильные родственники.
Парни разошлись ненашутку. Видимо, Игорек их конкретно достал. Он корчился на земле, скуля от боли. Это было своеобразное жертвоприношение. Я чувствовал, как с каждым ударом, моё сердце опустошается от груза. Вся эта пропаганда, лившаяся с экранов, заставляла думать, что ты – такой же, как они. Но теперь я полностью очистился от дурных мыслей. Я был счастлив, но старался не показывать ни капли эмоций. А Димон даже сейчас не мог удержаться и тихо хихикал за моей спиной.
Он тяжело дыша поднялся с колен. Стас и Серый избили его так, что из ушей и носа струилась кровь. Левый глаз заплыл вздувшимся синяком. Он сплюнул, но вместо слюны на асфальте появился темно-красный сгусток. Андрей стоял поодаль в белых перчатках, не обращая внимания на происходящее, и старательно чистил носовым платком дубинку.
– Ребята, пожалуйста, отпустите, – он почти рыдал. – Я никому ничего не скажу. Давайте всё забудем. Я не сдам вас клянусь!
– А ну закрой пасть, сука! – крикнул Стас. – А то сейчас еще получишь!
Серый же, не дожидаясь удачного момента, засадил ему носком ботинка в живот. И они вновь принялись лупить беднягу.
– Хватит, – скомандовал Андрей. – Поехали.
Он увидел нас в окне и махнул рукой, чтобы мы спускались.
– Давай, Макс, прокатимся, – сказал Димон.
– Куда теперь? – поинтересовался я.
– Всё туда же!
Андрей сел за руль, я – рядом. На заднее сиденье прыгнули Серега и Димон. Посередине посадили Игорька, которому парни завязали голову черным мешком и надели наручники.
– Я прикрою вас, если что! – крикнул нам Стас.
Мы вновь добрались до общаги. На сей раз собрался весь дом. Нас уже ждали с ножами и битами, готовясь устроить реванш. Но их планы поломал Серый. Когда чеченцы обступили машину, он широко распахнул дверь и, сорвав с Игоря мешок и отстегнув наручники, схватил за воротник и вытащил его на землю с криком:
– Пошел на хрен отсюда!
Дверь захлопнулась. Я слышал, как Игорек истошно закричал, забарабанил в дверь кулаками, умоляя пустить его обратно. Мы лишь молча слушали его пронзительные стоны. В общаге уже знали, кто этот засранец. На него медленно надвигалось две дюжины человек. Остальные шли поодаль или стояли в стороне в ожидании расправы.
– Может пожалеть что ли… – задумчиво произнес Димон.
– Что? Наше фирменное? – спросил Серый.
Я приготовился увидеть еще один «фокус», как любил называть такие издевки Димон. Серый достал пистолет и, проверив магазин, выбросил его на песок через люк в потолке «Мерседеса». Игорь бросился к оружию, как странник в пустыне к фляге с водой.
– Не подходить! Стоять! – завопил он, целясь в чеченцев.
Толпа в нерешительности замерла. Только один паренек рванулся вперед. Нервы у Игорька не выдержали. Он спустил курок, но пистолет лишь ехидно щелкнул. Конечно же он был незаряженный.
– Суки вы! Гады! – закричал он на нас сквозь слезы.
Он говорил что-то еще, но я не расслышал его вопли из-за громкого хохота Димона и Серого.
– Ты только посмотри на него. Ай, молодца! Дай пять, – они хлопнули друг друга в ладоши.
А затем толпа накрыла его. Я видел лишь мелькающие биты, кулаки да десяток людей, обступивших его. Мы с Андреем молчали. Я не мог сдержаться и ухмылялся. Потом мы переглянулись с ним. Я почувствовал его уверенность и спокойствие и стал таким же.
Волноваться не за что. Хоть чеченцы и недолюбливали полицию, они в долгу не останутся. Труп Игорька найдут далеко отсюда. Василий Семенович сам отправил нас к ним, значит, есть алиби, и чеченцы это подтвердят.
А если какой-нибудь высокопоставленный папаша за своего сынка отомстить решит, то пусть знает, что мы – авангард. Пока мы не тронемся с места, армия не шелохнется. А мы никуда не пойдем, так что пусть свои амбиции вместе с генеральскими погонами себе в жопу засунет. Каждый получает то, что заслужил, а мы всегда на страже закона, кто бы там чего не говорил.