Какую роль записки печорина играют в раскрытии его характера сочинение егэ по литературе

Первый русский психологический реалистический роман «Герой нашего времени» состоит из пяти частей, три из которых относятся к дневниковым записям главного героя Григория Печорина. Это повести «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист», и именно в них дан яркий психологический автопортрет героя. В повести «Тамань» герой попадает в новый, неизученный им мир «честных контрабандистов», и это обстоятельство позволяет раскрыть некоторые качества его характера. Общаясь с девушкой-ундиной, он проявляет настойчивость и смелость, ловко преграждает ей путь у двери и заводит разговор. То, как он оценивает ее – говорит о том, что в ней « много породы», сравнивая с лошадью, несколько раз отмечает правильность ее носа – свидетельствует о циничности молодого человека. Но в то же время он не пугается дикого и подозрительного в ней, а заинтересовывается этой необычностью, и это свидетельствует о том, что герой романтичен, любопытен и очень противоречив.

Но Печорин приносит несчастье контрабандистам: он угрожает, что выдаст их тайну, о которой он узнал, следя за ундиной и слепым мальчиком, и контрабандисты уплывают. Ничто не вынуждало его следить за ними, но герою нужны были новые впечатления, приключения, ведь он авантюрист и любитель загадок. Не думая о других, он вторгается в их жизни и расстраивает их счастье, одновременно растрачивая свои силы. В повести «Княжна Мери» героя окружает люди его социального статуса, представители светского общества. Желая помучить других и потешить свое самолюбие, Печорин соблазняет девушку Мери, играет с ее чувствами, а затем разбивает ей сердце. Но совершенно другим мы его видим рядом с Верой, мы убеждаемся, что герой умеет любить и чувствовать. Однако герой все равно теряет эту женщину, а вместе с ней и надежду на будущее. Отношения героя с Грушницким и дуэль доказывают, что герой не способен к дружбе, но в то же время то, как он обличает лицемерие, невежество и низость Грушницкого, говорит о том, что Печорин очень хорошо разбирается в людях. Все же, герой способен жертвовать собой ради других, и в этом мы убеждаемся, читая повесть «Фаталист». Эгоистичный Печорин, разрушавший судьбы людей, первый бросается в избу, чтобы захватить пьяного казака, и этим совершает поступок, лишенный корысти.

Сборник идеальных эссе по обществознанию

“Герой нашего времени” — первый русский психологический роман, в котором логика повествования определяется не хронологией событий, а логикой раскрытия характера главного героя.

Произведение обладает несколькими композиционными особенностями. Так, оно состоит из пяти законченных повестей, у каждой из которых свой сюжет и жанр. Например, “Тамань” — остросюжетная и лирическая повесть, “Фаталист” — философская новелла. Разнообразие жанровых форм позволяет увидеть Печорина, главного героя романа, в различных ситуациях и окружениях.

Порядок следования глав обусловлен также повествователями. В произведении их три: Максим Максимыч, странствующий офицер и сам Печорин. Выбор каждого, а также их очередность, неслучайны: они служат общему замыслу романа — всесторонне и глубоко раскрыть образ Григория Печорина, абсолютного центра произведения.

Максим Максимыч, “добрый человек”, по выражению В. Белинского “тип старого кавказского служаки”, “умственный кругозор” которого “очень ограничен”, не может понять всей сложности и противоречивости Печорина — он для него “странный человек”. Штабс-капитан видит только внешнюю сторону событий, не объясняя причины поступков героя, поэтому и для читателя он скрыт и загадочен.

Условный автор, “публикатор дневника Печорина”, дает его психологический портрет, пытается объяснить некоторые его поступки, а также утверждает, что персонаж принадлежит к социально-психологическому типу, свойственному эпохе: “Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина. Мой ответ — заглавие этой книги”

Наконец, “Журнал Печорина”, трагическая исповедь героя, где он “беспощадно выставляет наружу собственные слабости и пороки”, “история души человеческой”. Читатель становится свидетелем рефлексии Печорина, которая полнее всего раскрывает загадку его характера.

“Журнал” состоит из трех повестей: “Тамань”, “Княжна Мери” и “Фаталист”.

В “ Тамани” Печорин предстает мечтательным молодым человеком, жаждущим приключений, воспринимающим жизнь как загадку. Его привлекает Ундина, “странное существо”, она кажется интересной и необычной. Печорин заинтересован происходящим в Тамани и “решил твердо достать ключ к этой загадке”. Все события повести определяются этим желанием героя.

Однако обманувшись, он приходит в себя. Интерес к миру гаснет, и на его место приходит равнодушие, разочарование, самоанализ и ирония.

Какую роль записки Печорина играют в раскрытии его характера?

Первый русский психологический реалистический роман «Герой нашего времени» состоит из пяти частей, три из которых относятся к дневниковым записям главного героя Григория Печорина. Это повести «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист», и именно в них дан яркий психологический автопортрет героя.

В повести «Тамань» герой попадает в новый, неизученный им мир «честных контрабандистов», и это обстоятельство позволяет раскрыть некоторые качества его характера. Общаясь с девушкой-ундиной, он проявляет настойчивость и смелость, ловко преграждает ей путь у двери и заводит разговор.

То, как он оценивает ее – говорит о том, что в ней « много породы», сравнивая с лошадью, несколько раз отмечает правильность ее носа – свидетельствует о циничности молодого человека. Но в то же время он не пугается дикого и подозрительного в ней, а заинтересовывается этой необычностью, и это свидетельствует о том, что герой романтичен, любопытен и очень противоречив. Но Печорин приносит несчастье контрабандистам: он угрожает, что выдаст их тайну, о которой он узнал, следя за ундиной и слепым мальчиком, и контрабандисты уплывают. Ничто не вынуждало его следить за ними, но герою нужны были новые впечатления, приключения, ведь он авантюрист и любитель загадок. Не думая о других, он вторгается в их жизни и расстраивает их счастье, одновременно растрачивая свои силы. Поступаете в 2021 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

В повести «Княжна Мери» героя окружает люди его социального статуса, представители светского общества. Желая помучить других и потешить свое самолюбие, Печорин соблазняет девушку Мери, играет с ее чувствами, а затем разбивает ей сердце. Но совершенно другим мы его видим рядом с Верой, мы убеждаемся, что герой умеет любить и чувствовать. Однако герой все равно теряет эту женщину, а вместе с ней и надежду на будущее. Отношения героя с Грушницким и дуэль доказывают, что герой не способен к дружбе, но в то же время то, как он обличает лицемерие, невежество и низость Грушницкого, говорит о том, что Печорин очень хорошо разбирается в людях.

Все же, герой способен жертвовать собой ради других, и в этом мы убеждаемся, читая повесть «Фаталист». Эгоистичный Печорин, разрушавший судьбы людей, первый бросается в избу, чтобы захватить пьяного казака, и этим совершает поступок, лишенный корысти.

Полезный материал по теме:

1. Журнал Печорина, роль записок Печорина
2. Какие черты характера Печорина проявляются в главе «Тамань»?
3. Как характеризует Печорина его отношение к девушке-певунье?
4. Образ Печорина и история его души в романе «Герой нашего времени»
5. Как характеризует Печорина его отношение к девушке-«певунье»? Герои каких произведений русской классики попадают в чуждый для них мир

Сочинение-рассуждение Какую роль журнал Печорина играет в раскрытии его характера?

Роман «Герой нашего времени» Лермонтов задумал как прихологически точное исследование типичного характера человека современной эпохи. Автор писал об этом так: «История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она – следствие наблюдения ума зрелого над самим собою…» Основной задачей Михаила Юрьевича был всесторонний анализ души героя времени. Для достижения данной цели Лермонтов использовал разные приемы, к примеру, смещенную фабулу, позволяющую раскрыть образ Печорина последовательно, начиная с характеристики Григория Александровича Максимом Максимычем и заканчивая самоанализом главного героя. Чтобы лучше понять психологию Печорина, следует уделить большое внимание именно его внутренней, а не внешней характеристике.

Важную роль в раскрытии характера главного героя играет его дневник. Если через восприятие Максима Максимыча и рассказчика мы видим Печорина со стороны странным, загадочным и непонятным молодым человеком, то записки помогают нам изнутри понять мотивы такого поведения.

Дневник героя – это его своеобразная исповедь перед самим собой. Читая, мы всё больше приближаемся к раскрытию тайн и загадок души Печорина. Он будто ведёт своеобразную жизненную игру, стараясь все контролировать разумом. Даже вспыхивающие ненадолго чувства всё равно остывают и, в итоге, подвергаются анализу и осмыслению. Так, мы видим конфликт внутреннего мира героя и окружающей действительности. Главная черта его натуры – это двойственность. Об этом мы узнаём именно из записок. Печорин анализирует свои поступки, размышляет о смысле жизни («Зачем я жил? Для какой цели я родился?»), задумывается над философскими вопросами, перед дуэлью с Грушницким, чувствует природу. Поступаете в 2021 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

Но, в то же время, он старается спрятать настоящие мысли и чувства за маской равнодушия и холодности. Печорин называет себя «нравственным калекой» и в одном из монологов обосновывает, почему стал таким: «Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть». Мы не можем назвать его ни хорошим, ни плохим, так как узнаём с разных сторон. Записки Печорина дают нам представление о том, что он не настолько плох, как мы могли подумать о нем в первых трех частях романа, но в то же время они не делают из него положительного персонажа. Это реалистичный многогранный образ типического героя своего времени.

Таким образом, «Журнал Печорина» — это та композиционная часть романа, в которой главный герой сам подвергает анализу все свои действия и мысли. Так, читатель приближается к нему максимально близко, начиная понимать все тонкости характера и психологии Печорина.

Полезный материал по теме:

1. 17.1. Какую роль записки Печорина играют в раскрытии его характера? (По роману М. Ю. Лермонтова «Герой нашего времени»)
2. Что дает основание отнести стихотворение И. А. Бунина «Вечер» к философским произведениям? Какую роль в раскрытии главной мысли стихотворения играет образ дождя?
3. Как характеризует Чацкого его рассказ о госте из Бордо? Какую роль в раскрытии образа Чацкого играют монологи героя? (Островский)
4. Какую роль в раскрытии образа Базарова играют диалоги?
5. Какую роль в раскрытии образа Чацкого играют монологи?

Герой нашего времени. «Журнал Печорина. Предисловие»

• М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени
• «Журнал Печорина. Предисловие»

• Исполнитель: Вадим Цимбалов
• Тип: mp3, текст
• Продолжительность: 00:02:48
• Скачать и слушать online

Your browser does not support HTML5 audio + video.

Читать: М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени. «Журнал Печорина. Предисловие»:

ЖУРНАЛ ПЕЧОРИНА

Предисловие

Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие

меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я

воспользовался случаем поставить имя над чужим произведением. Дай Бог, чтоб

читатели меня не наказали за такой невинный подлог!

Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать

публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был

еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я

видел его только раз в моей жизни на большой дороге, следовательно, не могу

питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы,

ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над

его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.

Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так

беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души

человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее

истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого

над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие

или удивление. Исповедь Руссо имеет уже недостаток, что он читал ее своим

друзьям.

Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала,

доставшегося мне случайно. Хотя я переменил все собственные имена, но те, о

которых в нем говорится, вероятно себя узнают, и, может быть, они найдут

оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека, уже не

имеющего отныне ничего общего с здешним миром: мы почти всегда извиняем то,

что понимаем.

Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребывания Печорина

на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает

всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею

взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.

Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере

Печорина? — Мой ответ — заглавие этой книги. «Да это злая ирония!» — скажут

они. — Не знаю.

Текст монолога (Часть II «Княжна Мери»)

«Вечером многочисленное общество отправилось пешком к провалу. По мнению здешних ученых, этот провал не что иное, как угасший кратер; он находится на отлогости Машука, в версте от города. К нему ведет узкая тропинка между кустарников и скал; взбираясь на гору, я подал руку княжне, и она ее не покидала в продолжение целой прогулки.
Разговор наш начался злословием: я стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала выказывал смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя — и кончил искренней злостью. Сперва это ее забавляло, а потом испугало. — Вы опасный человек! — сказала она мне, — я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, — я думаю, это вам не будет очень трудно. — Разве я похож на убийцу?.. — Вы хуже… Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид:

[Начало монолога]

— Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали — и они родились. Я был скромен — меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, — другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, — меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, — меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду — мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние — не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

[Конец монолога]

В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; рука ее, опираясь на мою, дрожала; щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание — чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна, ни с кем не кокетничала, — а это великий признак!»

Образ Печорина был в чем-то сродни Лермонтову. Их обоих отличало тонкое знание человеческих душ. Лермонтов вполне мог обойтись исключительно дневниковыми записями, в которых отражалось то, о чем думал Печорин, как воспринимал события, как относился к себе и людям. Но Лермонтов решил показать своего героя как бы со стороны. Для этого он написал главы «Максим Максимыч» и «Бэлла».

Литературные критики прошлого придумали для таких героев, как Печорин, термин «Лишние люди». Лишний, потому что не определил свою гражданскую позицию, не нашел своего места в жизни. Хотя с другой стороны, почему не нашел? Печорин служил, а значит, приносил родному государству пользу на военном поприще. Лермонтов скорее всего, не согласился бы с таким определением образа Печорина, если бы дожил до тургеневского определения.

Внешность Печорина

Печорин был среднего роста и крепкого телосложения. Широкие плечи свидетельствовали о его регулярных занятиях физическими упражнениями, о его выносливости и готовности перекносить тяготы военной жизни. Он был чистоплотен и аккуратен. У него были тонкие, изящные пальцы. Походка – небрежна и ленива.

У него была светлая и нежная кожа, белокурые волосы, а усы и брови, напротив черные. На вид ему можно было дать не более 23 лет. Глаза были карие, а нос немного вздернутый.

Цитатная характеристика Печорина

Вот как описывает Лермонтов глаза Печорина:

О себе Печорин говорит:

В главе «Княжна Мери» Печорин говорит о себе:

Накануне дуэли Печорин задумался о смысле жизни.

Утром перед дуэлью Печорин признается

В повести «Тамань» проявились любопытство и любознательность Печорина. Он, может быть, и не собирался доносить, но он напугал своим любопытством контрабандистов и те попытались от него избавиться. Печорин не умел плавать, и это было странно для человека, родившегося в городе на Неве. Если бы лодка опрокинулась, он легко мог утонуть.

О обобщая характеристику Печорина Лермонтов говорит, что его характер выражен в заглавии этой книги. Печорин является порождением и героем своей эпохи.

Журнал Печорина (Герой нашего времени), Лермонтов М.Ю.

Предисловие

Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я воспользовался случаем поставить свое имя над чужим произведением. Дай бог, чтоб читатели меня не наказали за такой невинный подлог!
Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был еще его другом: коварная нескромность истинного друга — понятна каждому; но я видел его только раз в моей жизни на большой дороге, следовательно, не могу питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы, ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.

Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие или удивление. Исповедь Руссо имеет уже тот недостаток, что он читал ее своим друзьям.

Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала, доставшегося мне случайно. Хотя я переменил все собственные имена, но те, о которых в нем говорится, вероятно, себя узнают и, может быть, они найдут оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека, уже не имеющего отныне ничего общего с здешним миром: мы почти всегда извиняем то, что понимаем.

Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребыванию Печорина на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею взять на себя эту ответственность, по многим важным причинам.

Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере Печорина? — Мой ответ — заглавие этой книги. — «Да это злая ирония!» — скажут они. — Не знаю.

Тамань

Тамань — самый скверный городишко из всех приморских городов России. Я там чуть-чуть не умер с голоду, да еще вдобавок меня хотели утопить. Я приехал на перекладной тележке поздно ночью. Ямщик остановил усталую тройку у ворот единственного каменного дома, что при въезде. Часовой, черноморский казак, услышав звон колокольчика, закричал спросонья диким голосом: «кто идет?» Вышел урядник и десятник. Я им объяснил, что я офицер, еду в действующий отряд по казенной надобности, и стал требовать казенную квартиру. Десятник нас повел по городу. К которой избе ни подъедем — занята. Было холодно, я три ночи не спал, измучился и начинал сердиться. «Веди меня куда-нибудь, разбойник! хоть к черту, только к месту!» — закричал я. «Есть еще одна фатера, — отвечал десятник, почесывая затылок: — только вашему благородию не понравится, там нечисто». — Не поняв точного значения последнего слова, я велел ему идти вперед, и после долгого странствования по грязным переулкам, где по сторонам я видел одни только ветхие заборы, мы подъехали к небольшой хате, на самом берегу моря.

Полный месяц светил на камышовую крышу и белые стены моего нового жилища; на дворе, обведенном оградой из булыжника, стояла избочась другая лачужка, менее и древнее первой. Берег обрывом спускался к морю почти у самых стен ее, и внизу с беспрерывным ропотом плескались темно-синие волны. Луна тихо смотрела на беспокойную, но покорную ей стихию, и я мог различить при свете ее, далеко от берега, два корабля, которых черные снасти, подобно паутине, неподвижно рисовались на бледной черте небосклона. «Суда в пристани есть, — подумал я: — завтра отправлюсь в Геленджик».

При мне исправлял должность денщика линейский казак. Велев ему выложить чемодан и отпустить извозчика, я стал звать хозяина — молчат; стучу — молчат… что это? Наконец из сеней выполз мальчик лет 14-ти.

«Где хозяин?» — «Нема». — «Как? совсем нету?» — «Совсим». — «А хозяйка?» — «Побигла в слободку». — «Кто ж мне отопрет дверь?» — сказал я, ударив в нее ногою. Дверь сама отворилась, из хаты повеяло сыростью. Я засветил серную спичку и поднес ее к носу мальчика: она озарила два белые глаза. Он был слепой, совершенно слепой от природы. Он стоял передо мной неподвижно, и я начал рассматривать черты его лица.

Признаюсь, я имею сильное предубеждение противу всех слепых, кривых, глухих, немых, безногих, безруких, горбатых и проч. Я замечал, что всегда есть какое-то странное отношение между наружностью человека и его душою: как будто с потерею члена душа теряет какое-нибудь чувство.

Итак, я начал рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…

«Ты хозяйский сын?» — спросил я его наконец. — «Ни». — «Кто же ты?» — «Сирота, убогой». — «А у хозяйки есть дети?» — «Ни, была дочь, да утикла за море с татарином». — «С каким татарином?» — «А бис его знает! крымский татарин, лодочник из Керчи».

Я взошел в хату: две лавки и стол, да огромный сундук возле печи составляли всю ее мебель. На стене ни одного образа — дурной знак! В разбитое стекло врывался морской ветер. Я вытащил из чемодана восковой огарок и, засветив его, стал раскладывать вещи, поставил в угол шашку и ружье, пистолеты положил на стол, разостлал бурку на лавке, казак свою на другой; через десять минут он захрапел, но я не мог заснуть: передо мной во мраке всё вертелся мальчик с белыми глазами.

Так прошло около часу. Месяц светил в окно, и луч его играл по земляному полу хаты. Вдруг на яркой полосе, пересекающей пол, промелькнула тень. Я привстал и взглянул в окно: кто-то вторично пробежал мимо его и скрылся бог знает куда. Я не мог полагать, чтоб это существо сбежало по отвесу берега, однако иначе ему некуда было деваться. Я встал, накинул бешмет, опоясал кинжал и тихо-тихо вышел из хаты; навстречу мне слепой мальчик. Я притаился у забора, и он верной, но осторожной поступью прошел мимо меня. Под мышкой он нес какой-то узел и, повернув к пристани, стал спускаться по узкой и крутой тропинке. В тот день немые возопиют и слепые прозрят, подумал я, следуя за ним в таком расстоянии, чтоб не терять его из виду.

Между тем луна начала одеваться тучами, и на море поднялся туман; едва сквозь него светился фонарь на корме ближнего корабля; у берега сверкала пена валунов, ежеминутно грозящих его потопить. Я, с трудом спускаясь, пробирался по крутизне, и вот вижу: слепой приостановился, потом повернул низом направо; он шел так близко от воды, что, казалось, сейчас волна его схватит и унесет, но, видно, это была не первая его прогулка, судя по уверенности, с которой он ступал с камня на камень и избегал рытвин. Наконец он остановился, будто прислушиваясь к чему-то, присел на землю и положил возле себя узел. Я наблюдал за его движениями, спрятавшись за выдавшеюся скалою берега. Спустя несколько минут с противуположной стороны показалась белая фигура; она подошла к слепому и села возле него. Ветер по временам приносил мне их разговор.

«Что, слепой, — сказал женский голос: — буря сильна. Янко не будет». — «Янко не боится бури», — отвечал тот. — «Туман густеет», — возразил опять женский голос, с выражением печали. — «В тумане лучше пробраться мимо сторожевых судов», — был ответ. «А если он утонет?» — «Ну что ж? в воскресенье ты пойдешь в церковь без новой ленты».

Последовало молчание; меня, однако, поразило одно: слепой говорил со мною малороссийским наречием, а теперь изъяснялся чисто по-русски.

— Видишь, я прав, — сказал опять слепой, ударив в ладоши: — Янко не боится ни моря, ни ветров, ни тумана, ни береговых сторожей: прислушайся-ка: это не вода плещет, меня не обманешь, это его длинные весла.

Женщина вскочила и стала всматриваться в даль с видом беспокойства.

— Ты бредишь, слепой, — сказала она: — я ничего не вижу.

Признаюсь, сколько я ни старался различить вдалеке что-нибудь наподобие лодки, но безуспешно. Так прошло минут десять, и вот показалась между горами волн черная точка: она то увеличивалась, то уменьшалась. Медленно подымаясь на хребты волн, быстро спускаясь с них, приближалась к берегу лодка. Отважен был пловец, решившийся в такую ночь пуститься через пролив на расстояние 20 верст, и важная должна быть причина, его к тому побудившая! Думая так, я с невольным биением сердца глядел на бедную лодку, но она, как утка, ныряла и потом, быстро взмахнув веслами, будто крыльями, выскакивала из пропасти среди брызгов пены; и вот, я думал, она ударится с размаха об берег и разлетится вдребезги, но она ловко повернулась боком и вскочила в маленькую бухту невредима. Из нее вышел человек среднего росту, в татарской бараньей шапке; он махнул рукою, и все трое принялись вытаскивать что-то из лодки; груз был так велик, что я до сих пор не понимаю, как она не потонула. Взяв на плечи каждый по узлу, они пустились вдоль по берегу, и скоро я потерял их из виду. Надо было вернуться домой; но, признаюсь, все эти странности меня тревожили, и я насилу дождался утра.

Казак мой был очень удивлен, когда, проснувшись, увидал меня совсем одетого; я ему, однако ж, не сказал причины. Полюбовавшись несколько времени из окна на голубое небо, усеянное разорванными облачками, на дальний берег Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утесом, на вершине коего белеется маячная башня, я отправился в крепость Фанагорию, чтоб узнать от коменданта о часе моего отъезда в Геленджик.

Но увы, комендант ничего не мог сказать мне решительного. Суда, стоящие в пристани, были все или сторожевые, или купеческие, которые еще даже не начинали нагружаться. «Может быть, дни через три, четыре придет почтовое судно, — сказал комендант: — и тогда мы увидим». Я вернулся домой угрюм и сердит; меня в дверях встретил казак мой с испуганным лицом.

— Плохо, ваше благородие, — сказал он мне.

— Да, брат, бог знает, когда мы отсюда уедем. — Тут он еще больше встревожился и, наклонясь ко мне, сказал шепотом:

— Здесь нечисто! Я встретил сегодня черноморского урядника, он мне знаком, был прошлого года в отряде; как я ему сказал, где мы остановились, а он мне: «Здесь, брат, нечисто, люди недобрые!..» Да и в самом деле, что это за слепой! ходит везде один, и на базар за хлебом, и за водой… уж видно здесь к этому привыкли.

— Да что ж? по крайней мере показалась ли хозяйка?

— Сегодня без вас пришла старуха и с ней дочь.

— Какая дочь? у ней нет дочери.

— А бог ее знает, кто она, коли не дочь; да вон старуха сидит теперь в своей хате.

Я взошел в лачужку. Печь была жарко натоплена, и в ней варился обед довольно роскошный для бедняков. Старуха на все мои вопросы отвечала, что она глуха, не слышит. Что было с ней делать? Я обратился к слепому, который сидел перед печью и подкладывал в огонь хворост. «Ну-ка, слепой чертенок, — сказал я, взяв его за ухо: — говори, куда ты ночью таскался с узлом, а?» Вдруг мой слепой заплакал, закричал, заохал: «Куды я ходив?.. никуды не ходив… с узлом? яким узлом?» Старуха на этот раз услышала и стала ворчать: «вот выдумывают, да еще на убогого! за что вы его? что он вам сделал?» Мне это надоело, и я вышел, твердо решившись достать ключ этой загадки.

Я завернулся в бурку и сел у забора на камень, поглядывая в даль; передо мной тянулось ночною бурею взволнованное море, однообразный шум его, подобный ропоту засыпающего города, напоминал мне старые годы, перенес мои мысли на север, в нашу холодную столицу. Волнуемый воспоминаниями, я забылся… Так прошло около часу, может быть и более… Вдруг что-то похожее на песню поразило мой слух. Точно, это была песня, и женский свежий голосок, — но откуда?.. Прислушиваюсь… напев странный, то протяжный и печальный, то быстрый и живой. Оглядываюсь — никого нет кругом; прислушиваюсь снова — звуки как будто падают с неба. Я поднял глаза: на крыше хаты моей стояла девушка в полосатом платье с распущенными косами, настоящая русалка. Защитив глаза ладонью от лучей солнца, она пристально всматривалась в даль, то смеялась и рассуждала сама с собой, то запевала снова песню.

Я запомнил эту песню от слова до слова:

Как по вольной волюшке — По зелену морю, Ходят всё кораблики Белопарусники. Промеж тех корабликов Моя лодочка, Лодка неснащеная, Двухвесельная. Буря ль разыграется — Старые кораблики Приподымут крылушки, По морю размечутся. Стану морю кланяться Я низёхонько: «Уж не тронь ты, злое море, Мою лодочку: Везет моя лодочка

Вещи драгоценные, Правит ею в темну ночь Буйная головушка».

Мне невольно пришло на мысль, что ночью я слышал тот же голос; я на минуту задумался, и когда снова посмотрел на крышу, девушки там не было. Вдруг она пробежала мимо меня, напевая что-то другое, и, прищелкивая пальцами, вбежала к старухе, и тут начался между ними спор. Старуха сердилась, она громко хохотала. И вот вижу, бежит опять вприпрыжку моя ундина; поравнявшись со мной, она остановилась и пристально посмотрела мне в глаза, как будто удивленная моим присутствием; потом небрежно обернулась и тихо пошла к пристани. Этим не кончилось: целый день она вертелась около моей квартиры: пеньё и прыганье не прекращались ни на минуту. Странное существо! На лице ее не было никаких признаков безумия; напротив, глаза ее с бойкою проницательностью останавливались на мне, и эти глаза, казалось, были одарены какою-то магнетическою властью, и всякий раз они как будто бы ждали вопроса. Но только я начинал говорить, она убегала, коварно улыбаясь.

Решительно, я никогда подобной женщины не видывал. Она была далеко не красавица, но я имею свои предубеждения также и насчет красоты. В ней было много породы… порода в женщинах, как и в лошадях, великое дело; это открытие принадлежит Юной Франции. Она, т. е. порода, а не Юная Франция, большею частию изобличается в поступи, в руках и ногах; особенно нос очень много значит. Правильный нос в России реже маленькой ножки. Моей певунье казалось не более 18 лет. Необыкновенная гибкость ее стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив ее слегка загорелой кожи на шее и плечах, и особенно правильный нос — всё это было для меня обворожительно. Хотя в ее косвенных взглядах я читал что-то дикое и подозрительное, хотя в ее улыбке было что-то неопределенное, но такова сила предубеждений: правильный нос свел меня с ума; я вообразил, что нашел Гётеву Миньону, это причудливое создание его немецкого воображения; — и точно, между ими было много сходства: те же быстрые переходы от величайшего беспокойства к полной неподвижности, те же загадочные речи, те же прыжки, странные песни…

Под-вечер, остановив ее в дверях, я завел с нею следующий разговор:

«Скажи-ка мне, красавица, — спросил я: — что ты делала сегодня на кровле?» — «А смотрела, откуда ветер дует». — «Зачем тебе?» — «Откуда ветер, оттуда и счастье». — «Что же, разве ты песнью зазывала счастье?» — «Где поется, там и счастливится». — «А как неравно напоешь себе горе?» — «Ну что ж? где не будет лучше, там будет хуже, а от худа до добра опять не далеко». — «Кто ж тебя выучил эту песню?» — «Никто не выучил; вздумается — запою: кому услыхать, тот услышит, а кому не должно слышать, тот не поймет». — «А как тебя зовут, моя певунья?» — «Кто крестил, тот знает». — «А кто крестил?» — «Почему я знаю?» — «Экая скрытная! а вот я кое-что про тебя узнал». (Она не изменилась в лице, не пошевельнула губами, как будто не об ней дело). «Я узнал, что ты вчера ночью ходила на берег». И тут я очень важно пересказал ей всё, что видел, думая смутить ее, — нимало! она захохотала во всё горло: «Много видели, да мало знаете, а что знаете, так держите под замочком». — «А если б я, например, вздумал донести коменданту?» — и тут я сделал очень серьезную, даже строгую мину. Она вдруг прыгнула, запела и скрылась, как птичка, выпугнутая из кустарника. Последние слова мои были вовсе не у места; я тогда не подозревал их важности, но впоследствии имел случай в них раскаяться.

Только что смерклось, я велел казаку нагреть чайник по-походному, засветил свечу и сел у стола, покуривая из дорожной трубки. Уж я доканчивал второй стакан чаю, как вдруг дверь скрыпнула, легкий шорох платья и шагов послышался за мной; я вздрогнул и обернулся, — то была она, моя ундина; она села против меня тихо и безмолвно, и устремила на меня глаза свои, и, не знаю почему, но этот взор показался мне чудно нежен; он мне напомнил один из тех взглядов, которые в старые годы так самовластно играли моей жизнью. Она, казалось, ждала вопроса, но я молчал, полный неизъяснимого смущения. Лицо ее было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука ее без цели бродила по столу, и я заметил в ней легкий трепет; грудь ее то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание. Эта комедия начинала мне надоедать, и я готов был прервать молчание самым прозаическим образом, то есть предложить ей стакан чаю, как вдруг она вскочила, обвила руками мою шею, и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах моих. В глазах у меня потемнело, голова закружилась, я сжал ее в моих объятиях со всею силою юношеской страсти, но она, как змея, скользнула между моими руками, шепнув мне на ухо: «нынче ночью, как все уснут, выходи на берег» — и стрелою выскочила из комнаты. В сенях она опрокинула чайник и свечу, стоявшую на полу. «Экой бес девка!» — закричал казак, расположившийся на соломе и мечтавший согреться остатками чая. Только тут я опомнился.

Часа через два, когда всё на пристани умолкло, я разбудил своего казака: «Если я выстрелю из пистолета, — сказал я ему, — то беги на берег». Он выпучил глаза и машинально отвечал: «слушаю, ваше благородие». Я заткнул за пояс пистолет и вышел. Она дожидалась меня на краю спуска; ее одежда была более нежели легкая, небольшой платок опоясывал ее гибкий стан.

— Идите за мной, — сказала она, взяв меня за руку, и мы стали спускаться. Не понимаю, как я не сломил себе шеи; внизу мы повернули направо и пошли по той же дороге, где накануне я следовал за слепым. Месяц еще не вставал, и только две звездочки, как два спасительные маяка, сверкали на темно-синем своде. Тяжелые волны мерно и ровно катились одна за другой, едва приподымая одинокую лодку, причаленную к берегу. «Взойдем в лодку», — сказала моя спутница; я колебался, я не охотник до сентиментальных прогулок по морю, но отступать было не время. Она прыгнула в лодку, я за ней, и не успел еще опомниться, как заметил, что мы плывем. «Что это значит?» — сказал я сердито. — «Это значит, — отвечала она, сажая меня на скамью и обвив мой стан руками: — это значит, что я тебя люблю»… И щека ее прижалась к моей, и я почувствовал на лице моем ее пламенное дыхание. Вдруг что-то шумно упало в воду: я хвать за пояс — пистолета нет. О, тут ужасное подозрение закралось мне в душу, кровь хлынула мне в голову. Оглядываюсь — мы от берега около пятидесяти сажен, а я не умею плавать! Хочу оттолкнуть ее от себя — она как кошка вцепилась в мою одежду, и вдруг сильный толчок едва не сбросил меня в море. Лодка закачалась, но я справился, и между нами началась отчаянная борьба; бешенство придавало мне силы, но я скоро заметил, что уступаю моему противнику в ловкости… «Чего ты хочешь?» — закричал я, крепко сжав ее маленькие руки; пальцы ее хрустели, но она не вскрикнула: ее змеиная натура выдержала эту пытку.

— Ты видел, — отвечала она: — ты донесешь, — и сверхъестественным усилием повалила меня на борт; мы оба по пояс свесились из лодки, ее волосы касались воды, минута была решительная. Я уперся коленкою в дно, схватил ее одной рукой за косу, другой за горло, она выпустила мою одежду, и я мгновенно бросил ее в волны.

Было уже довольно темно; голова ее мелькнула раза два среди морской пены, и больше я ничего не видал.

На дне лодки я нашел половину старого весла, и кое-как, после долгих усилий, причалил к пристани. Пробираясь берегом к своей хате, я невольно всматривался в ту сторону, где накануне слепой дожидался ночного пловца; луна уже катилась по небу, и мне показалось, что кто-то в белом сидел на берегу; я подкрался, подстрекаемый любопытством, и прилег в траве над обрывом берега; высунув немного голову, я мог хорошо видеть с утеса всё, что внизу делалось, и не очень удивился, а почти обрадовался, узнав мою русалку. Она выжимала морскую пену из длинных волос своих, мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан ее и высокую грудь. Скоро показалась в дали лодка, быстро приблизилась она; из нее, как накануне, вышел человек в татарской шапке, но острижен он был по-казацки, и за ременным поясом его торчал большой нож. «Янко, — сказала она: — всё пропало!» Потом разговор их продолжался, но так тихо, что я ничего не мог расслушать. — «А где же слепой?» — сказал наконец Янко, возвыся голос. «Я его послала», — был ответ. Через несколько минут явился слепой, таща на спине мешок, который положили в лодку.

«Послушай, слепой, — сказал Янко: — ты береги то место… знаешь? там богатые товары… скажи (имени я не расслышал), что я ему больше не слуга; дела пошли худо, он меня больше не увидит; теперь опасно; поеду искать работы в другом месте, а ему уж такого удальца не найти. Да скажи, кабы он получше платил за труды, так и Янко бы его не покинул, а мне везде дорога, где только ветер дует и море шумит. — После некоторого молчания Янко продолжал: — Она поедет со мною, ей нельзя здесь оставаться, а старухе скажи, что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит».

— А я? — сказал слепой жалобным голосом.

— На что мне тебя? — был ответ.

Между тем моя ундина вскочила в лодку и махнула товарищу рукою; он что-то положил слепому в руку, примолвив: «На, купи себе пряников». — «Только?» — сказал слепой. — «Ну вот тебе еще», — и упавшая монета зазвенела, ударясь о камень. Слепой ее не поднял. Янко сел в лодку, ветер дул от берега, они подняли маленький парус и быстро понеслись. Долго при свете месяца мелькал белый парус между темных волн; слепой всё сидел на берегу, и вот мне послышалось что-то похожее на рыдание; слепой мальчик точно плакал, и долго, долго… Мне стало грустно. И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие, и как камень едва сам не пошел ко дну!

Я возвратился домой. В сенях трещала догоревшая свеча в деревянной тарелке, и казак мой, вопреки приказанию, спал крепким сном, держа ружье обеими руками. Я его оставил в покое, взял свечу и взошел в хату. Увы! моя шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал, — подарок приятеля, — всё исчезло. Тут-то я догадался, какие вещи тащил проклятый слепой. Разбудив казака довольно невежливым толчком, я побранил его, посердился, а делать было нечего! И не смешно ли было бы жаловаться начальству, что слепой мальчик меня обокрал, а восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?

Слава богу, поутру явилась возможность ехать, и я оставил Тамань. Что сталось с старухой и с бедным слепым — не знаю. Да и какое дело мне до радостей и бедствий человеческих, мне, странствующему офицеру, да еще с подорожной по казенной надобности!..

КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ

Печорин и женщины

Умел ли любить Печорин? Да, умел. Он питал чувства к черноглазой черкешенке Белле, Любил на протяжении долгих лет Веру. Возможно, что в Петербурге тоже были какие-то увлеченности. Но вот беда. Даже любимые женщины со временем становились скучны ему.

Вера была для него всегда недоступной. Любила ли она Печорина по-настоящему? Или он был для нее красивой игрушкой? Что заставляло ее выходить замуж за других мужчин, которые к тому же были значительно старше ее? Практичность? Стремление комфортно устроиться? Или необходимость помогать близким? На это Лермонтов не дает ответа, предлагая читателям самостоятельно ответить на этот вопрос. Вера вела себя с Печориным как собака на сене. Она ревновала его к княжне, молила его не жениться на юной барышне княжне Мери. Была недоступна из-за присутствия мужа. И, кстати, эта преграда возбуждала в Печорине еще большую страсть.

Белла – наивная девочка, не была способна понять натуру Печорина. Она любила его самозабвенно и искренне. Но пока Бэлла не давалась Печорину, пока дразнила его, она была ему интересна. Как только жизнь вошла в нормальную колею, он заскучал, стал выезжать на охоту, чтобы хоть там испытать азарт, страсть. Борьба за жизнь Бэллы вновь возбудили в нем все его лучшие чувства и эмоции.

Читать онлайн «Печорин и наше время» автора Долинина Наталья Григорьевна — RuLit — Страница 54

(Курсив мой, — Н. Д.)

Первое, что бросается в глаза, когда начинаешь сравнивать две исповедп, то, что Печорин гораздо более сдержан и более точен, чем Александр Радин. В драме «Два брата» — «такова была моя участь со дня рождения», в «Герое нашего времени» — «с самого детства»; это сказано менее красиво, но более точно: никто не помнит себя «со дня рождения», все помнят с детства. «Меня бранили за лукавство» и «меня обвиняли в лукавстве» — второе слово опять точнее, потому что за лукавство не бранят, в нем именно обвиняют. Если у Александра Радина был брат, сравнение с которым оказывалось для него невыгодным: «Я был угрюм — брат весел и открытен», то Печорин сравнивает себя ие с одним ребенком, а со всеми другими детьми, которые были «веселы и болтливы»,— это слово, конечно, гораздо вернее передает детскую психологию, чем неудачное слово «открытен». «Я был готов любить весь мир — меня никто не любил»,— говорит Радии: «меня никто не понял»,— признается Печо­рин, и его признание трагичней, потому что общее непонима­ние страшней общей нелюбви.

В исповедп Печорина длинные предложения Радина сокра­щены, убраны тире и многоточия, самый стиль ее стал сжатым, лаконичным. Александр Радии — еще романтический герой, от­сюда в его исповеди более громкие слова, чем у Печорина: «молодость… протекла в борьбе с судьбой и светом» — это очень пышно звучит, но насколько убедительней говорит Печо­рин: «в борьбе с собой и светом», — может быть, эта борьба посложней романтической битвы с судьбой.

Исповедь Печорина много длиннее исповеди Радина, в пей есть еще целый абзац: «Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испа­рилась, умерла, я ее отрезал и бросил, — тогда как другая ше­велилась и жила к услугам каждого, п этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее поло­вины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней. п я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мне­ние: если моя выходка вам кажется смешна — пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало».

Та «половина души» Печорина, которая оказалась ненуж­ной в мире, где он жил, была лучшей: вся его исповедь построена на противопоставлении этих двух половин души: в одной, вы­сохшей, умершей, были скромность, острое ощущение добра и зла, готовность «любить весь мир», желание говорить правду — все ото оказалось лишним; понадобилась вторая половина души, в которой жили скрытность, злопамятство, зависть, ненависть, обман, отчаянье. В той половине, которая «испарилась», оста­лись лучшие душевные движения и способность действовать — всему этому не нашлось применения. Называя себя «нравствен­ным калекой», Печорин, в сущности, прав: как же еще назвать человека, который лишен возможности жить в полную силу и вы­нужден довольствоваться деятельностью только одной — и не лучшей — половины своей души?

Конечно, княжна Мери, молоденькая, неопытная девушка, не могла попять всей глубины трагедии Печорина. Но чувством, а скорее даже женским чутьем она поняла многое. «Сострада­ние, чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в со неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеяна, пи с кем ни кокетничала… а это великий признак!»

Поведение Мори во время прогулки естествен по: ео но могла по потрясти исповедь Печорина. Но он, который только что был на самом деле искренен, — он нимало не отступает при этом от своей игры. Начал он свою исповедь, «п р и н я в глубоко тро­нутый вид». Теперь, «на возвратном пути», он спросил ее: «Любили ли вы?»

Зачем ему се ответ? Ведь он и сам знает, что сердце се не­опытно, знает все наперед: «…кисейный рукав слабая защита, и электрическая искра пробежала нз моей руки в се руку: все почти страсти начинаются так…».

Бедная Мори: для нес все впервые, все на самом деле, все серьезно. «Но правда ли, я была очень любезна сегодня?» — спросила она, возвратись с гулянья. Л Печорин так коммен­тирует этот вопрос: «Она недовольна собой; она себя обвиняет в холодности… О, это первое, главное торжество! Завтра она за­хочет вознаградить меня. Я все это уж знаю наизусть — вот что скучно!»

Образ Печорина был в чем-то сродни Лермонтову. Их обоих отличало тонкое знание человеческих душ. Лермонтов вполне мог обойтись исключительно дневниковыми записями, в которых отражалось то, о чем думал Печорин, как воспринимал события, как относился к себе и людям. Но Лермонтов решил показать своего героя как бы со стороны. Для этого он написал главы «Максим Максимыч» и «Бэлла».

Литературные критики прошлого придумали для таких героев, как Печорин, термин «Лишние люди». Лишний, потому что не определил свою гражданскую позицию, не нашел своего места в жизни. Хотя с другой стороны, почему не нашел? Печорин служил, а значит, приносил родному государству пользу на военном поприще. Лермонтов скорее всего, не согласился бы с таким определением образа Печорина, если бы дожил до тургеневского определения.

Внешность Печорина

Печорин был среднего роста и крепкого телосложения. Широкие плечи свидетельствовали о его регулярных занятиях физическими упражнениями, о его выносливости и готовности перекносить тяготы военной жизни. Он был чистоплотен и аккуратен. У него были тонкие, изящные пальцы. Походка – небрежна и ленива.

У него была светлая и нежная кожа, белокурые волосы, а усы и брови, напротив черные. На вид ему можно было дать не более 23 лет. Глаза были карие, а нос немного вздернутый.

М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени

• М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени
• «Журнал Печорина. Предисловие»

• Исполнитель: Вадим Цимбалов
• Тип: mp3, текст
• Продолжительность: 00:02:48
• Скачать и слушать online

Your browser does not support HTML5 audio + video.
Читать: М.Ю.Лермонтов — Герой нашего времени. «Журнал Печорина. Предисловие»:

ЖУРНАЛ ПЕЧОРИНА

Предисловие

Недавно я узнал, что Печорин, возвращаясь из Персии, умер. Это известие

меня очень обрадовало: оно давало мне право печатать эти записки, и я

воспользовался случаем поставить имя над чужим произведением. Дай Бог, чтоб

читатели меня не наказали за такой невинный подлог!

Теперь я должен несколько объяснить причины, побудившие меня предать

публике сердечные тайны человека, которого я никогда не знал. Добро бы я был

еще его другом: коварная нескромность истинного друга понятна каждому; но я

видел его только раз в моей жизни на большой дороге, следовательно, не могу

питать к нему той неизъяснимой ненависти, которая, таясь под личиною дружбы,

ожидает только смерти или несчастия любимого предмета, чтоб разразиться над

его головою градом упреков, советов, насмешек и сожалений.

Перечитывая эти записки, я убедился в искренности того, кто так

беспощадно выставлял наружу собственные слабости и пороки. История души

человеческой, хотя бы самой мелкой души, едва ли не любопытнее и не полезнее

истории целого народа, особенно когда она — следствие наблюдений ума зрелого

над самим собою и когда она писана без тщеславного желания возбудить участие

или удивление. Исповедь Руссо имеет уже недостаток, что он читал ее своим

друзьям.

Итак, одно желание пользы заставило меня напечатать отрывки из журнала,

доставшегося мне случайно. Хотя я переменил все собственные имена, но те, о

которых в нем говорится, вероятно себя узнают, и, может быть, они найдут

оправдания поступкам, в которых до сей поры обвиняли человека, уже не

имеющего отныне ничего общего с здешним миром: мы почти всегда извиняем то,

что понимаем.

Я поместил в этой книге только то, что относилось к пребывания Печорина

на Кавказе; в моих руках осталась еще толстая тетрадь, где он рассказывает

всю жизнь свою. Когда-нибудь и она явится на суд света; но теперь я не смею

взять на себя эту ответственность по многим важным причинам.

Может быть, некоторые читатели захотят узнать мое мнение о характере

Печорина? — Мой ответ — заглавие этой книги. «Да это злая ирония!» — скажут

они. — Не знаю.

• < Назад
• Вперёд >

Цитатная характеристика Печорина

Вот как описывает Лермонтов глаза Печорина:

О себе Печорин говорит:

В главе «Княжна Мери» Печорин говорит о себе:

Накануне дуэли Печорин задумался о смысле жизни.

Утром перед дуэлью Печорин признается

В повести «Тамань» проявились любопытство и любознательность Печорина. Он, может быть, и не собирался доносить, но он напугал своим любопытством контрабандистов и те попытались от него избавиться. Печорин не умел плавать, и это было странно для человека, родившегося в городе на Неве. Если бы лодка опрокинулась, он легко мог утонуть.

О обобщая характеристику Печорина Лермонтов говорит, что его характер выражен в заглавии этой книги. Печорин является порождением и героем своей эпохи.

Какую роль записки Печорина играют в раскрытии его характера?

Первый русский психологический реалистический роман «Герой нашего времени» состоит из пяти частей, три из которых относятся к дневниковым записям главного героя Григория Печорина. Это повести «Тамань», «Княжна Мери» и «Фаталист», и именно в них дан яркий психологический автопортрет героя.

В повести «Тамань» герой попадает в новый, неизученный им мир «честных контрабандистов», и это обстоятельство позволяет раскрыть некоторые качества его характера. Общаясь с девушкой-ундиной, он проявляет настойчивость и смелость, ловко преграждает ей путь у двери и заводит разговор.

То, как он оценивает ее – говорит о том, что в ней « много породы», сравнивая с лошадью, несколько раз отмечает правильность ее носа – свидетельствует о циничности молодого человека. Но в то же время он не пугается дикого и подозрительного в ней, а заинтересовывается этой необычностью, и это свидетельствует о том, что герой романтичен, любопытен и очень противоречив. Но Печорин приносит несчастье контрабандистам: он угрожает, что выдаст их тайну, о которой он узнал, следя за ундиной и слепым мальчиком, и контрабандисты уплывают. Ничто не вынуждало его следить за ними, но герою нужны были новые впечатления, приключения, ведь он авантюрист и любитель загадок. Не думая о других, он вторгается в их жизни и расстраивает их счастье, одновременно растрачивая свои силы. Поступаете в 2020 году? Наша команда поможет с экономить Ваше время и нервы: подберем направления и вузы (по Вашим предпочтениям и рекомендациям экспертов);оформим заявления (Вам останется только подписать);подадим заявления в вузы России (онлайн, электронной почтой, курьером);мониторим конкурсные списки (автоматизируем отслеживание и анализ Ваших позиций);подскажем когда и куда подать оригинал (оценим шансы и определим оптимальный вариант).Доверьте рутину профессионалам – подробнее.

В повести «Княжна Мери» героя окружает люди его социального статуса, представители светского общества. Желая помучить других и потешить свое самолюбие, Печорин соблазняет девушку Мери, играет с ее чувствами, а затем разбивает ей сердце. Но совершенно другим мы его видим рядом с Верой, мы убеждаемся, что герой умеет любить и чувствовать. Однако герой все равно теряет эту женщину, а вместе с ней и надежду на будущее. Отношения героя с Грушницким и дуэль доказывают, что герой не способен к дружбе, но в то же время то, как он обличает лицемерие, невежество и низость Грушницкого, говорит о том, что Печорин очень хорошо разбирается в людях.

Все же, герой способен жертвовать собой ради других, и в этом мы убеждаемся, читая повесть «Фаталист». Эгоистичный Печорин, разрушавший судьбы людей, первый бросается в избу, чтобы захватить пьяного казака, и этим совершает поступок, лишенный корысти.

Полезный материал по теме:

1. Журнал Печорина, роль записок Печорина
2. Какие черты характера Печорина проявляются в главе «Тамань»?
3. Как характеризует Печорина его отношение к девушке-певунье?
4. Образ Печорина и история его души в романе «Герой нашего времени»
5. Как характеризует Печорина его отношение к девушке-«певунье»? Герои каких произведений русской классики попадают в чуждый для них мир

Печорин и женщины

Умел ли любить Печорин? Да, умел. Он питал чувства к черноглазой черкешенке Белле, Любил на протяжении долгих лет Веру. Возможно, что в Петербурге тоже были какие-то увлеченности. Но вот беда. Даже любимые женщины со временем становились скучны ему.

Вера была для него всегда недоступной. Любила ли она Печорина по-настоящему? Или он был для нее красивой игрушкой? Что заставляло ее выходить замуж за других мужчин, которые к тому же были значительно старше ее? Практичность? Стремление комфортно устроиться? Или необходимость помогать близким? На это Лермонтов не дает ответа, предлагая читателям самостоятельно ответить на этот вопрос. Вера вела себя с Печориным как собака на сене. Она ревновала его к княжне, молила его не жениться на юной барышне княжне Мери. Была недоступна из-за присутствия мужа. И, кстати, эта преграда возбуждала в Печорине еще большую страсть.

Белла – наивная девочка, не была способна понять натуру Печорина. Она любила его самозабвенно и искренне. Но пока Бэлла не давалась Печорину, пока дразнила его, она была ему интересна. Как только жизнь вошла в нормальную колею, он заскучал, стал выезжать на охоту, чтобы хоть там испытать азарт, страсть. Борьба за жизнь Бэллы вновь возбудили в нем все его лучшие чувства и эмоции.

Характер Печорина

Самая большая ценность для Печорина – личная свобода. Поэтому он равнодушен и к дружбе, и к любви. Он причиняет боль людям, его окружающим. Его поступки приводят к гибели и страданиям людей, которые его любят.

По мере прочтения романа читатель все больше располагается к Печорину. События, описанные в последней главе “Фаталист” еще раз дают нам повод задуматься о характере Печорина. В кругу офицеров происходит спор о том, волен ли человек распоряжаться своей жизнью или всем управляет судьба. Печорин, всегда подчинявшийся своей воле и своим желаниям, утверждает, что предопределения нет. Вулич приставляет ко лбу пистолет, чтобы подтвердить или опровергнуть это утверждение. Человек, стреляющий из пистолета себе в лоб, убивает сам себя, то есть сам решает закончить жизнь.

Осечка при выстреле убедила всех, что есть высшая сила, управляющая жизнью людей, и эта сила не позволила Вуличу умереть. Но Вулича убивает пьяный казак, убивает по неосторожности самого Вулича, которому не следовало ночью разговаривать с пьяным. Печорин еще раз доказывает самому себе, что человек способен подчинить себе ситуацию, если все точно рассчитает, проявит ловкость, силу, ум. Такие качества, решительность характера не могут не вызывать симпатию читателя. Они отличают Печорина от других представителей его поколения и делают его героем времени.

Данная статья поможет школьникам написать сочинение на тему «Печорин». Рассказ о Печорине, представленный выше, поможет познать суть его характера, его взгляды на мир. Здесь описывается, как в отношении с другими людьми, разбирается образ главного героя, выясняются причины его поведения.

(Лермонтов. Герой нашего времени. Княжна Мери.)

Лермонтов. Княжна Мери. Художественный фильм, 1955

…Разговор наш начался злословием: я стал перебирать присутствующих и отсутствующих наших знакомых, сначала выказывал смешные, а после дурные их стороны. Желчь моя взволновалась. Я начал шутя – и кончил искренней злостью. Сперва это ее забавляло, а потом испугало.

– Вы опасный человек! – сказала она мне, – я бы лучше желала попасться в лесу под нож убийцы, чем вам на язычок… Я вас прошу не шутя: когда вам вздумается обо мне говорить дурно, возьмите лучше нож и зарежьте меня, – я думаю, это вам не будет очень трудно.

– Разве я похож на убийцу?..

– Вы хуже…

Я задумался на минуту и потом сказал, приняв глубоко тронутый вид:

– Да, такова была моя участь с самого детства. Все читали на моем лице признаки дурных чувств, которых не было; но их предполагали – и они родились. Я был скромен – меня обвиняли в лукавстве: я стал скрытен. Я глубоко чувствовал добро и зло; никто меня не ласкал, все оскорбляли: я стал злопамятен; я был угрюм, – другие дети веселы и болтливы; я чувствовал себя выше их, – меня ставили ниже. Я сделался завистлив. Я был готов любить весь мир, – меня никто не понял: и я выучился ненавидеть. Моя бесцветная молодость протекала в борьбе с собой и светом; лучшие мои чувства, боясь насмешки, я хоронил в глубине сердца: они там и умерли. Я говорил правду – мне не верили: я начал обманывать; узнав хорошо свет и пружины общества, я стал искусен в науке жизни и видел, как другие без искусства счастливы, пользуясь даром теми выгодами, которых я так неутомимо добивался. И тогда в груди моей родилось отчаяние – не то отчаяние, которое лечат дулом пистолета, но холодное, бессильное отчаяние, прикрытое любезностью и добродушной улыбкой. Я сделался нравственным калекой: одна половина души моей не существовала, она высохла, испарилась, умерла, я ее отрезал и бросил, – тогда как другая шевелилась и жила к услугам каждого, и этого никто не заметил, потому что никто не знал о существовании погибшей ее половины; но вы теперь во мне разбудили воспоминание о ней, и я вам прочел ее эпитафию. Многим все вообще эпитафии кажутся смешными, но мне нет, особенно когда вспомню о том, что под ними покоится. Впрочем, я не прошу вас разделять мое мнение: если моя выходка вам кажется смешна – пожалуйста, смейтесь: предупреждаю вас, что это меня не огорчит нимало.

В эту минуту я встретил ее глаза: в них бегали слезы; рука ее, опираясь на мою, дрожала; щеки пылали; ей было жаль меня! Сострадание – чувство, которому покоряются так легко все женщины, впустило свои когти в ее неопытное сердце. Во все время прогулки она была рассеянна, ни с кем не кокетничала, – а это великий признак!

См. также статьи Образ Печорина, Характеристика Печорина с цитатами.