Трое в лодке не считая собаки джером клапка джером книга юмористические сочинения

Проектная работа

«Особенности английского юмора в произведении Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки»»

по предмету «Английский язык»

Выполнила ученица 10 класса Ершова Олеся Игоревна

Руководитель Бондаренко Алёна Михайловна

Богородское, 2020 год

ОГЛАВЛЕНИЕ

ВВЕДЕНИЕ………………….……………………………..…………………………………………….. 3

ГЛАВА 1. Теоретический анализ английского юмора и личности Джерома Клапки Джерома………………….……….………….………………………………………………….. 6

1. Английский юмор как таковой……………….…….……………………………. 6
2. История зарождения юмора. Юмор в наше время….……………………………. 10
3. Личность Джерома К. Джерома и влияние его творчества на культуру…………………….…………………………………………………… 12

Выводы по главе 1………….…………………………………..…………………………….. 15

ГЛАВА 2. Особенности английского юмора в произведении Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки»……………………………………………………………………….. 16

1. Анализ романа «Трое в лодке, не считая собаки». Ирония, комический лиризм, история создания……………………………………………………. 16
2. Анализ цитат из повести в оригинале и в переводе……………..…..……… 23

Выводы по главе 2…………………………………………..……………………………..….. 36

ЗАКЛЮЧЕНИЕ……………………………………………………………………………………………… 37

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ…………………..…………………………. 39

ВВЕДЕНИЕ

Во всём мире уже давно существует мнение, что англичан можно узнать по трём качествам: высокомерию, чопорности и чувству юмора. Причём именно последний аспект вызывает множество недоумений у людей, которые не владеют английским языком в достаточной степени. Английский юмор явление исключительное и экстраординарное. Можно сказать, что англичанам он необходим так же как сон, отдых или развлечения. Ему уделяют большое внимание во всех отраслях британской культуры, особенно в прозе. Культурным деятелям приходится очень усердно работать над каждой фразой, чтобы в результате получилось именно то, над чем истинный британец сможет от души посмеяться.

Актуальность проектной работы заключается в необходимости проработки основ общения и взаимопонимания через английский юмор, т.к. на сегодняшний день растет внимание к комическому во всех видах искусству и массовых коммуникаций, в том числе и в литературе, где традиционно комическое занимало значительное положение.

 В учебниках английского языка, нередко встречаются шутки и забавные истории, но они сильно отличаются от привычных нам. Несмотря на то, что проблеме самобытности английского юмора посвящено довольно много исследований, в этой проблематике мало исследованных аспектов. В частности недостаточно изучен смех в английской литературе, который используется для акцентирования внимания на безобидных явлениях, которые не высмеиваются, а подвергаются легкой шутке.

Целью данного исследования является описание роли юмористического и иронического подтекста и демонстрация через него уникальности английского юмора на примере повести Джерома К.Джерома «Трое в лодке, не считая собаки».

Для достижения данной цели необходимо решить следующие задачи:

• Изучить понятие «английский юмор»
• Исследовать особенности творчества Джерома К. Джерома
• Изучить  и выяснить особенности истории создания повести «Трое в лодке, не считая собаки»
• Рассмотреть и провести анализ юмористических тезисов в повести «Трое в лодке, не считая собаки»

Объектом исследования являются типичные английские шутки и анекдоты, встречающиеся в учебниках, фильмах и даже названиях книг.

Предметом исследования являются особенности чувства юмора жителей Британских островов.

Методологическую основу исследования составляют труды Вячеслава Шестакова, Марты Карэновны Апетян, Ивана Александровича Гончарова, Е. Краснощековой, Р. А. Будагова, О. А. Леонтовича, К.И. Чуковского, Саймона Пегга, Меттью Збарски.

Методы исследования составляют наблюдение, теоретический анализ, дедукция и индукция.

Практическое значение работы заключается в том, что наблюдение и выводы исследований данной работы могут найти применение в изучении и понимании комедийных литературных тропов, присущих классической английской литературе.

В теоретическом отношении ценным представляется изучение английского юмора, позволяющее выявить его национальные особенности. Исследование структурных характеристик английского юмора и раскрытие его роли в мировой культуре вносит определенный вклад в дальнейшее понимание его как культурного явления.

Данная проектная работа состоит из введения, двух глав и заключения.

В первой главе рассматривается само явление английского юмора, а так же личность писателя Джерома К. Джерома и влияния его творчества на культуру.

Во второй главе проводится анализ структуры  повести Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки» и его влияние на культуру, анализ цитат из романа в оригинале и в переводе.

Английская литература имеет глубокие и длительные традиции высочайшего юмора. Английская литература полна юмора. Почти все крупные английские писатели и поэты, так или иначе, имели дело с юмором. Особенность английской юмористической литературы заключается в том, что она основана на традициях народного юмора и обогащается ими. Своими специфическими особенностями обладает и английский юмор, который стал восприниматься как национальная черта английского характера. Английский юмор не ограничивается только литературой. Его сфера более широкая, он проявляется и в повседневной жизни. Способность смеяться над собой и над другими является совершенно естественной для англичан, так как она культивировалось веками, считаясь важнейшим достоинством человека.

ГЛАВА 1. Теоретический анализ английского юмора и личности

Джерома К. Джерома

1.1. Английский юмор как таковой

«Английский юмор» — это словосочетание известно не только каждому, кто изучает английский язык и в целом кто более или менее знаком с британской культурой, но и в принципе широко известно в разных странах. Что же скрывается за тем самым «British humor» и какие существуют особо интересные примеры его использования в популярной культуре?

Прежде чем рассматривать случаи применения британского юмора непосредственно на практике, рассмотрим его самые важные характеристики. Британский юмор давно стал неотъемлемой частью не только культуры, но и повседневной жизни британцев: его можно услышать не только в каких-либо популярных ТВ-шоу, но и в обычном разговоре.

Есть несколько типовых черт, характеризующих «British humor»: это ирония (irony), сарказм (sarcasm) и намеренное преуменьшение (understatement). Первые два пункта особенно часто применяются, когда британцы реагируют на какой-то откровенно глупый и очевидный вопрос. После выхода фильма «Бумажные города» Кару Делевинь, сыгравшую главную героиню, в одном из интервью на американском телевидении спросили, читала ли она саму книгу перед началом съемок, Кара отвечает: «No, I never read the book or the script, I just winged it» («Нет, я никогда не читаю книгу или сценарий, так что я просто наспех пролистала ее»).

Преуменьшение фигурирует не только как важная составляющая типичного британского юмора, но и в обычной речи британцев: в ходе одного из исследований было выявлено, что британцы каждый день особенно часто используют в разговоре такие слова как «quite», «rather», «a bit», «actually». И, например, «a bit» зачастую несет в себе прямо противоположный смысл: это можно сравнить с фразой «Let’s go out for a pint», которая подразумевает, что за этим последует намного большее количество алкоголя, чем просто одна пинта. Как отличный пример британского юмора, основанного на преуменьшении, можно привести отрывок из эпизода с Черным Рыцарем от комик-группы «Monthy Python» («Монти Пайтон»), когда Черному Рыцарю отрубают руку и он восклицает «Tis but a scratch» («Это всего лишь царапина»).

Есть еще один фактор, без которого не обходится классический британский юмор: self-deprecation. Несмотря на то, что дословный перевод этого слова звучит как «самоунижение», когда речь идет о British humor, то подразумевается скорее способность смеяться над собой. Поводом для подобного «высмеивания себя» может быть возраст, телосложение, какие-то определенные черты характера и даже такие отдельные элементы внешнего вида, как отсутствие волос на голове. Так, один из наиболее популярных британских комиков Дэвид Митчелл известен своим умением смеяться над собой: например, однажды он заметил, что его борода – это просто «a failure in personal hygiene» («полный гигиенический провал»). [13; стр. 1]

Способность смеяться над собой действительно важна для британцев: даже на британском сайте «Speak Like a Pro», посвященному публичным выступлениям, упомянуто, что люди, которые могут посмеяться над собой, чаще завоевывают доверие, симпатию и расположение аудитории в целом.

Британские комедийные сериалы всегда пользуются популярностью и любовью не только у британских зрителей, но и зарубежных (пусть иностранцы и не всегда понимают британский юмор в полной мере).

Наиболее популярными темами для «British humor» в телевизионных шоу являются:

• абсурдность и банальность обыденной жизни (что часто прослеживается в сериях уже упомянутых сегодня Монти Пайтон);
• различные неловкости при социальном взаимодействии – особенно, если главный герой не соответствует по каким-то критериям «нормальности», принятым в обществе (всем нам знакомый мистер Бин является отличным примером);
• иностранцы (очень часто в британских ситкомах так или иначе высмеиваются национальные стереотипы, привычки и какие-то языковые аспекты – например, в сериале «Allo! Allo!», посвященному стереотипам в отношении британцев и французов);
• британская классовая система, когда различия между социальным статусом героев показываются через череду комичных ситуаций (как в сериале Blackladder).

Здесь представлены  несколько весьма типичных и в то же время интересных примеров британского юмора:

“I said, ‘It’s serious doctor, I’ve broken my arm in 20 places.’

He said: ‘Well stop going to those places.’”

(Томми Купер на своем шоу: «Я сказал: «Это серьезно доктор, я сломал руку аж в двадцати местах». Он ответил «Ну, тогда перестаньте ходить в такие травматичные места»).

“My wedding was like a fairy tale. It wasn’t magical; it’s just that I’ve got an ugly sister.” (Элли Тейлор: «Моя свадьба была похожа на свадьбу из сказок. Не потому, что была какая-то магия, просто у меня уродливая сестра»).

“When my wife and I argue, we’re like a band in concert: we start with some new stuff, and then we roll out our greatest hits.”

(Фрэнк Скиннер на the Edinburgh Fringe 2014: «Когда мы с женой ссоримся, мы похожи на группу, которая дает концерт: начинаем с новых композиций, а потом возвращаемся к самым знаменитым хитам»).

“I needed a password eight characters long so I picked Snow White and the Seven Dwarfs.”
(Ник Хэлм: «Мне надо было подобрать пароль не менее восьми символов, поэтому я выбрал «Белоснежка и семь гномов»).

“My musical knowledge is so poor I thought Kanye West was a railway station and Lana Del Rey a holiday destination.”

(Миранда Харт на «My, What I Call, Live Show»: «У меня настолько скудные познания в музыке, что я была уверена, что Канье Уэст – это название железнодорожной станции, а Лана Дель Рэй – какого-то курорта или туристического направления).

«My mum’s so pessimistic that if there was an Olympics for pessimism… she wouldn’t fancy her chances». (Ниш Кумар: «Моя мама – настоящий пессимист, даже если бы проводились Олимпийские игры по пессимизму, она бы не верила, что у нее есть шансы на победу»).

— What is the longest word in English language?

— “Smile”. Because there is a mile between its first and last letters!

(« — Какое самое длинное слово в английском языке? — “Smile”. Потому что между первой и последней буквой целая миля!» Mile с английского переводится как миля).

— Why do people wear shamrocks on St. Patrick’s Day?

— Regular rocks are too heavy. (« — Почему люди надевают на одежду трилистник в день Святого Патрика? — Потому что обычные камни очень тяжелые!» В состав английского слова трилистник (shamrocks) входит слово камень (rocks), именно на схожести двух этих слов построена шутка).

Британский юмор нравится многим, хоть его и нельзя назвать слишком явным: зачастую, чтобы его понять и оценить в полной мере, необходимо иметь определенный культурные, исторические и политические знания.

1.2. История зарождения юмора. Юмор в наше время.

«Было бы нелепо утверждать, – пишет профессор университета Сорбонны Луи Казамян, – что Англия или Великобритания имеют монополию на юмор. Другие нации также вносят свой вклад в эту область, и к тому же, юмор также древен, как цивилизация. Но совершенно не случайно, что именно в Англии появилось само слово “юмор” и что юмор вырос и получил свое воплощение именно на британской почве». [3; стр. 5]

На самом деле, об английском юморе написано огромное количество исследований, как академических, так и журналистских. Существуют и литературные исследования английского юмора как существенной и характерной черты английской литературы на всем протяжении ее истории. Среди авторов этих исследований можно было бы назвать имена Д.Б. Пристли, Л. Нилсена, Л. Казамяна, Х. Николсона др. Как свидетельствуют все эти исследования, английская литература имеет длительные традиции высочайшего юмора. Их корни уходят глубоко в Средневековье, где юмор был представлен многими фантастическими и религиозными текстами. [3; стр. 6]

Вся английская литература, начиная с ее возникновения и вплоть до современности, полна юмора, а большинство английских писателей являются настоящими мастерами комического. Конечно, юмор литературный и юмор повседневный, бытовой не одно и то же, но между ними есть определенная связь. Следует полагать, что английская юмористическая литература основана на традициях народного юмора и этими традициями питается. Корнями литературного юмора являются обороты речи, способы поведения и общения. [12; стр. 3]

Годом зарождения фирменного английского способа шутить можно считать 1284, когда король Эдуард I, овладев Уэльсом, пообещал его населению выполнить их требования о том, что ими должен управлять человек, не говорящий на английском и рожденный на их земле. И выполнил обещанное, поставив в управление своего новорождённого сына. С тех пор наследники Британской короны носят титул Принца Уэльского.

После этого, претерпев небольшие изменения по форме, по сути, английский юмор остался таким же, каким был изначально. Основной упор в шутках делается на игру слов. Другой вариант — шуточное обыгрывание самих себя и своих традиций. Британцы спокойно смеются над любимым чаепитием, над дураком-ведущим из BBC, над лордами из Парламента и даже над Королевской семьёй.

Теперь к настоящему английскому юмору уже не относятся нынешние произведения, даже если они такие же смешные и повествуют о джентльменах в смокингах и цилиндрах. Это рамки, которые ограничивают этот стиль во времени серединой ХVIII — началом ХХ столетия. Причина проста: сменилась историческая эпоха — соответственно, сменилась культурная. [5; стр. 42]

Новое время принесло новые возможности, и все эти ярчайшие образцы английского юмора обретают жизнь на киноленте. Также в Англии возникли совершенно уникальные теле- и кинопроекты, такие как «Монти Пайтон», «Шоу Бенни Хилла», «Шоу Фрая и Лори», «Мистер Бин», скетч-сборник «Не та дверь», а новые литературные произведения, такие как «Книжный магазинчик Блэка» и «Холистическое детективное агентство Дирка Джентли» писателя-фантаста Дугласа Адамса показали, что и при смешивании с фантастикой английский юмор не теряет своей изюминки.

1.3. Личность Джерома К. Джерома и влияние его творчества на культуру

Джером К. Джером – английский писатель, журналист, драматург. При жизни был очень известным юмористом и одним из самых печатаемых англоязычных писателей. Автор обладал уникальной способностью извлекать комизм из простейших жизненных положений.

Джером Клапка Джером родился 2 мая 1859 года в Уолсолле (графство Стаффордшир). Среднее имя сыну выбрал отец, назвав его в честь своего друга-эмигранта, венгерского генерала Дьёрдя Клапки. Семья будущего писателя была небогатой, поэтому с двухлетнего возраста мальчик жил в самом бедном районе Лондона – Ист-Энде. Несмотря на финансовые трудности, родители выбрали для сына классическую школу. Но через два года, когда умер отец, мальчик бросил учебу и стал клерком железнодорожной компании. В 1875 году скончалась мать. Чтобы прокормить себя и сестер, юноша работал школьным учителем, репортером, помощником повара, актером.

В 1885 году появилась первая книга Джерома под названием «На сцене и за кулисами», посвященная театральной работе. Сборник юмористических историй быстро стал популярным среди читателей, а также сделал писателя известным. Через год автор выпустил книгу «Праздные мысли лентяя», которая стала еще более популярной.

С 1888 года писатель проживал в элитном районе Челси с видом на реку Темзу. Он женился и продолжил творческую деятельность, написав свои самые известные книги: «Трое в лодке, не считая собаки», «Наброски синим, зеленым и серым», «Трое на четырех колесах».

С 1892 года писатель вместе с друзьями выпускал иллюстрированный ежемесячный журнал «Лентяй». Издание содержало работы Марка Твена, Роберта Стивенсона и Брета Гарта, благодаря чему стало невероятно популярным. [14; стр. 1]

«Некоторые произведения, может быть, отличаются большей глубиной мысли и лучшим знанием человеческой природы; иные книги, быть может, не уступают моей в отношении оригинальности и объёма, но своей безнадёжной, неизлечимой достоверностью она превосходит все до сих пор обнаруженные сочинения. Именно это достоинство, скорее чем другие, сделает мою книжку ценной для серьезного читателя и придаст больший вес назиданиям, которые можно из неё почерпнуть» — Джером К. Джером о своей книге «Трое в лодке, не считая собаки». [9, стр. 14]

Повесть Джерома К. Джерома полна британского юмора и шуток. Конечно, можно назвать и другие подобные произведения, но именно эта книга является прекраснейшим образцом английского юмора. Она по праву считается достоянием мировой литературы.

Джерома часто называли «отцом нового юмора», но эти слова звучали как насмешка; журнал «Панч» небрежно относился к его принадлежности низкому сословию, считая писателя «угрозой английской литературе». Многие критиковали автора за отсутствие воображения, вульгарность, не имения вкуса. Реже встречались положительные отзывы. Известный драматург Б.Шоу в рецензии на пьесы «Уловки жеманницы» и «Мак Хаггис» писал, что они «интересны и увлекательны от начала до конца», отмечая также гуманизм и наблюдательность Джерома. [11; стр. 39]

В начале 20 века о Джероме появляются критические статьи в историях литературы на английском, немецком, французском языках, но в своем большинстве литературоведы затрагивали только биографические данные писателя и включали список его произведений. Английский критик и литературовед К. Кернаган в своей книге «Знаменитости» (1923 г.) пытался показать Джерома с разных сторон, но его работа в большей степени дает представление о личности писателя, чем о его творчестве. Критик представляет Джерома как остроумного, отзывчивого и доброжелательного человека; анализирует творчество писателя, считая, что автора «интересуют серьезные проблемы, которые он пытается осветить в своих произведениях, в то время как многие его современники, осмеливающиеся подтрунивать над ним, обходят их стороной». Обращая внимание на проблематику джеромовских произведений, критик не считал его ярким юмористом, хотя для других литературоведов  Джером так и остался лишь автором юмористических произведений. Статья К. Кернагана была последней из значительных работ, появившихся при жизни писателя.

В 1927 году, после смерти Джерома литературовед Э.Пирсон в статье пытался охарактеризовать юмор Джерома, объяснить секрет популярности его юмористических произведений, особенно повести «Трое в лодке, не считая собаки», с другой стороны, неодобрительного отношения критики к творчеству писателя. По его мнению, такое отношение связано с тем, что Джером не принадлежал к так называемой школе «благовоспитанных» юмористов, которые вызывают у читателей не просто улыбку, а неудержимый смех. «Академический ум не любит писателя, который может вызвать у читателя нечто большее, чем слабая улыбка, за исключением, возможно, тех случаев, если этот писатель не кто иной, как Ф.Рабле и освещен вековой традицией». Также автор статьи сравнивает Джерома с его американским современником М.Твеном, он видит сходство в эволюции их творчества от чисто развлекательной тематики в начале пути до разработки серьезных социальных проблем в «зрелом» периоде творчества. Э.Пирсон, характеризуя джеромовских персонажей, отмечает их узнаваемость, чудаковатость, что делает их поверхностно похожими на героев произведений Ч.Диккенса, у которого герои, чаще всего, имеют яркие, самобытные характеры, что нельзя сказать о героях новелл Джерома, которых характеризует усредненная обобщенность.

Эти критические статьи были написаны в жанре газетной или журнальной хроники, поэтому не могли дать обзора творчества писателя. Его друг, А. Мосс, в 1928 году написал первую монографию о Джероме. Эта книга даёт большее представление о личности писателя, чем автобиографический роман самого Джерома; в ней приводятся факты о жизни и творчестве писателя. А. Мосс цитирует выдержки из писем Джерома     Р. Стивенсону, М. Твену, А. Конан Дойлю; отзывы на отдельные произведения, отрывки из его дневниковых записей, воспоминания друзей о Джероме. Он также анализирует творчество писателя с точки зрения жанра и стиля, что обусловило структурное деление его монографии: «Джером – драматург», «Джером – юморист», «Джером – серьезный писатель». [8; стр. 71]

Выводы по главе 1

В данной главе был проделан теоретический анализ английского юмора и личности Джерома Клапки Джерома. Данное изучение позволило сделать ряд выводов.

Британский юмор самобытен и экстраординарен, поэтому для его полного понимания необходимо углубляться в изучение не только самого английского языка, но и многих других культурных особенностей страны.

Между британским литературным и бытовым юмором есть определенная связь. Английская юмористическая литература основана на традициях народного юмора и этими традициями питается. Корнями литературного юмора являются обороты речи, способы поведения и общения.

Джером Клапка Джером – основоположник нового стандарта британского литературного юмора, который выдвинул культуру шуток на новый уровень.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что глава 1 — комплексная работа, представляющаяся ценной в изучении английского юмора и позволяющая выявить его национальные особенности. Исследование структурных характеристик английского юмора и раскрытие его роли в мировой культуре вносит определенный вклад в дальнейшее понимание его как культурного явления, а анализ биографии Джерома К. Джерома помогает лучше понять, какое было видение эталонного английского юмора в его время.

ГЛАВА 2. Особенности английского юмора в произведении Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки»

2.1. Анализ романа «Трое в лодке, не считая собаки». Ирония, комический лиризм, история создания

«Трое в лодке, не считая собаки» (в английском варианте Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog), 1889) — юмористическая повесть Джерома К. Джерома и повествует о лодочной поездке по реке Темзе (из Кингстона в Оксфорд). Прототипами троих героев являются реально существовавшие люди. Джей — в оригинальном тексте он называется только по первой букве своего имени (английская буква J от имени автора Jerome), Джордж Вингрейв (друг Джерома, который позднее стал менеджером в известном банке Барклай) и Карл Хентшель (названный в книге Гаррисом), основавший в Лондоне печатное дело. Есть в книге и еще один персонаж — собака Монморанси, которой главный герой обладал только в книге, в реальной жизни Джерому К.Джерому подобное животное подарили только в России, спустя много лет после выхода произведения. Впрочем, существует версия, в основу которой положена идея о том, что сам Джером считал: какая-то часть сознания англичанина обязательно напоминает собачьи черты и ассоциация человека и данного домашнего животного неминуема.

История начинается с того, что трое друзей (а также фокстерьер) проводят вечер в комнате Джея, покуривая, обсуждая болезни, от которых они страдают, приходят к обоюдному выводу, что им, наконец, необходим отдых. Оставаться отдыхать на природе героям не хочется по причине скуки, прогулки по морю могут закончиться плохо, так диктует здравый смысл, поэтому герои решают отправиться в путешествие по реке Темзе.

Первоначальная идея Джерома К. Джерома заключалась в том, чтобы написать хороший путеводитель по пригородам Лондона. Во-первых, это сразу поместило бы повесть в разряд произведений, которые строятся по принципу «путешествия» или даже образуют свой собственный жанр, весьма распространенный и в русской традиции и называемый «литературным путешествием». Подобный жанр представляет собой исторически сложившуюся традицию описания литератором собственного путешествия. Как и в любом художественном произведении, автор-путешественник из всего увиденного творит «особый мир», в котором раскрывается «жизненный смысл явлений и их интимный характер». Сначала Джером собирался назвать книгу «Повесть о Темзе». «Я даже не собирался сначала писать смешной книги», — признавался он в мемуарах. Книга должна была сосредоточиться на Темзе и её «декорациях», ландшафтных и исторических, и только с небольшими смешными историями «для разрядки». «Но почему-то оно так не пошло. Оказалось, так, что оно всё стало «смешным для разрядки». С угрюмой решительностью я продолжал… Написал с дюжину исторических кусков и втиснул их по одной на главу». Первый издатель, Ф. У. Робинсон, сразу выкинул почти все такие эпизоды и заставил Джерома придумать другой заголовок. Джером написал уже половину текста, когда ему в голову пришла идея названия — «Трое в лодке».

Некоторые исторические фрагменты, упоминание известных персон и географических точек, однако, в книге сохранились. Так, в повести говорится о знаменитом Хэмптон-Корт, дворце в пригородах Лондона, резиденции короля Генриха Восьмого, а также об Обезьяньим Острове и Острове Великой Хартии Вольностей, известных достопримечательностях на берегах реки Темзы по дороге из Лондона в Оксфорд.

Имя Генриха Восьмого (1491–1547) — притча во «языцех» для истории Англии. У этого короля, как известно, было шесть жен, многих из которых он сам казнил (самая известная казнь — второй жены, Анны Болейн). Ради брака с Анной Болейн, используя как повод собственное желание появления наследника мужского пола, Генрих провозгласил Английскую Реформацию, после чего его отлучили от Католической церкви за развод с первой супругой, Екатериной Арагонской. Он же основал Англиканскую церковь, которая полностью отделилась от Римской Католической. Джером К. Джером использует знаменитые имена без особой корысти, в том смысле, что он совершенно не упоминает трагедии, связанной с историческими персонажами, а относится к известным героям просто как к милым любовникам: «Около Энкервик-Хауса, неподалеку от Мыса пикников, сохранились развалины старого монастыря. Возле этого старого монастыря Генрих Восьмой, говорят, поджидал и встречал Анну Болейн. Он встречался с нею также у замка Хивер в графстве Кент и еще где-то около Сент-Олбенса. В те времена жителям Англии было, вероятно, очень трудно найти такое местечко, где эти беспечные молодые люди не крутили бы любовь. Случалось ли вам когда-нибудь жить в доме, где есть влюбленная парочка? Это очень мучительно». И далее: «Нечто похожее, вероятно, было и тогда, когда этот легкомысленный юноша Генрих Восьмой ухаживал за своей маленькой Анной. Обитатели Бакингемшира неожиданно натыкались на них, когда они бродили вокруг Виндзора и Рэйсбери, и восклицали: «Ах, вы здесь!» Генрих, весь вспыхнув, отвечал: «Да, я приехал, чтобы повидаться с одним человеком», — а Анна говорила: «Как я рада вас видеть! Вот забавно! Я только что встретила на дороге мистера Генриха Восьмого, и он идет в ту же сторону, что и я».

Остров Великой Хартии другая историческая реалия, упомянутая Джеромом, — это английский остров, на котором, как полагают, почти 800 лет назад была подписана Великая хартия вольностей. В тексте Джерома К. Джерома о нем говорится так: «Мы отправились на остров Великой Хартии и обозрели камень, который стоит там в домике, и на котором, как говорят, был подписан этот знаменитый документ. Впрочем, я не могу поручиться, что он был подписан именно там, а не на противоположном берегу, в Раннимиде, как утверждают некоторые. Сам я склонен отдать предпочтение общепринятой островной теории. Во всяком случае, будь я одним из баронов тех времен, я настоятельно убеждал бы моих товарищей переправить столь ненадежного клиента, как король Иоанн, на остров, чтобы оградить себя от всяких неожиданностей и фокусов». Имеется в виду Иоа́нн (Джон) Безземе́льный (1167–1216) — король Англии с 1199 года, чье правление считается одним из самых катастрофических за всю историю Англии — оно началось с завоевания Нормандии французским королём Филиппом II Августом и закончилось гражданской войной, почти свергшей его с трона (за свои поражения он получил ещё одно прозвище «Мягкий Меч», «Softsword»). В 1213 году он признал Англию вассалом папы римского, чтобы закончить раздор с католической церковью, а в 1215 году восставшие бароны заставили его подписать Великую хартию вольностей, из-за этого, Иоанн наиболее всего и стал известен.

Помимо исторических реалий в их вольной интерпретации, интересен момент, связанный с созданием самого механизма «английского юмора». Британский (или английский) юмор несёт в себе сильный элемент сатиры, приемы включают в себя двусмысленность и интеллектуальные шутки, преуменьшение, преувеличение, сарказм при невозмутимой подаче. Стоит отметить, что каждый британский автор, вырабатывает свой собственный прием. Классическим юмористическим примером могут служить пьесы Оскара Уайльда, например, в его пьесе «Как важно быть серьезным» одним из самых ярких эпизодов является диалог с матерью невесты: «Потерю одного из родителей еще можно рассматривать как несчастье, но потерять обоих, мистер Уординг, похоже на небрежность». Сходной по популярности можно назвать книгу Джорджа Микеша «Как быть иностранцем» («How to be an Alien», 1946), в которой английский юмор достигает высшей точки: «Конечно, английская девушка способна подучить, ну, например, географию. Но когда девушка знает, столицей чего — Румынии, Венгрии или Болгарии, — является Будапешт, пропадает весь шик. А если при ней, знающей, что Будапешт — столица Румынии, в этом качестве будет вдруг упомянут Бухарест, она должна выказать хотя бы некоторое недоумение. Будет гораздо милее при упоминании Барбадоса, Банска Быстрицы или Фиджи поинтересоваться: — Ах, эти островки… Из Британских? (Как правило, следует положительный ответ»). В обоих примерах комический или юмористический эффект строится либо на преуменьшении значимости чего-то («потерять обоих родителей, похоже на небрежность»), либо на подчеркнуто преувеличенном равнодушии в отношение знания или обнаружения собственной эрудиции: «ах, эти островки… Из Британских?». В отношении Джером К. Джерома следует сказать, что он тоже изобретает механизм юмористического изложения, и дается ему это не сразу.

Как следует из воспоминаний «Моя жизнь и время», критика Джером К. Джерома была нещадной и беспощадной, почти до той самой встречи с редактором Робинсоном, который и опубликовал «Трое в лодке». До этого репутация Джерома было очень шаткой: «Думаю, смело можно сказать, что в первые двадцать лет моей писательской карьеры ни одного другого автора в Англии так не поносили, как меня. «Панч» неизменно именовал меня «Гарри К’Гарри», после чего наставительно вещал о том, какой великий грех для писателя — путать юмор с вульгарностью и остроумие с наглостью. Что касается журнала «Нэшнл обсервер», даже галке в Реймсском соборе не досталось столько проклятий, сколько обрушивали на мою голову едва ли не каждую неделю Уильям Эрнест Хенли и его надменные молодые люди. Я бы должен быть польщен, но в то время я все принимал всерьез и немало страдал. Макс Бирбом постоянно на меня гневался. «Стандард» объявил меня чумой английской беллетристики, а «Морнинг пост» приводила в пример того, к каким печальным последствиям приводит излишнее образование среди низших классов. На обеде по случаю открытия ресторана «Краснапольски» на Оксфорд-стрит (ныне «Фраскати») меня усадили рядом с литератором Гарольдом Фредериком, только что прибывшим из Америки. Я заметил, что он посматривает на меня с любопытством. — Где ваш каменный топор? — спросил он вдруг. — Оставили в гардеробной? Он объяснил, что, по отзывам в английских литературных журналах представлял меня каким-то первобытным дикарем».

Наиболее известная шутка Джерома К. Джерома касается, помимо прочего, анекдота в отношении барометров, на которые нельзя положиться, трудностей, связанных с обучением игры на шотландской волынке. Другие смешные истории — описание тех трудностей, с которыми сталкиваются путешественники во время прогулки по реке. Обращает на себя внимание нетривиальность шуток, которые обычно, то есть конвенционально, используются в театральных постановках. Эпизод-история о двух пьяных героях, которые случайно забрались в одну постель, история о приготовлении «ирландского жаркого» (попытка смешать в новом блюде все объедки, оставшиеся с предыдущего ужина, как известно, изюминка эпизода — описание того, как собака Монморанси тоже хочет поучаствовать во всеобщем деле, в какой-то момент возвращается к месту приготовления еды и приносит туда дохлую крысу в качестве своего посильного вклада). Другой эпизод, описанный в третьей главе, — история, связанная с непосильным бременем вешания картины на стену.

Критики сходятся на мысли о том, что Джером К. Джером достигает такого поразительного комического эффекта путем описания самых тривиальных деталей жизни. Он настолько виртуозен в описаниях повседневности, что достигает в этом эффекта гротеска, косвенно используя творческие приемы Марка Твена. Только ли его?

Авторы, которые исследуют историю создания английского юмора и его отражение в литературе, выделяют несколько этапов становления традиции, включающей творчество Чосера, Уильяма Шекспира, Эдварда Лира, Джонатана Свифта, Генри Филдинга, Чарльза Диккенса, Сомерсета Моэма, Артура Конан Дойла, Джорджа Оруэлла, Агаты Кристи. Комизм ситуаций, описанный Чосером или Шекспиром, отличен от политической сатиры Джонатана Свифта и Генри Филдинга. Сходным образом, тонкие намеки Конан Дойла не похожи на реалистичность Сомерсета Моэма и прямодушие Чарльза Диккенса. Подобный список писателей показывает, что традиция юмора менялась, как менялись и жанры повествования. «Трое в лодке» включает в себя многочисленные примеры иронии, ее различных средств и форм воплощения, метафорических переносов («и говядина, и земляника со сливками тоже чувствовали себя неважно»), смены регистра («он сошел на берег во вторник, и когда пароход отвалил от пристани, проводил его грустным взглядом»), игры слов («– Что прикажете принести, сэр? — Унесите меня отсюда, — последовал еле слышный ответ»), каждый из которых создает «объем» повествовательных техник и насыщает текст своеобразием и настроением.

Разница между текстами разных авторов заключается в основополагающих принципах литературных традиций, которые воплощаются в произведениях по-разному. Если для Филдинга или Джонатана Свифта характерна политическая сатира, то в XIX веке более заметно — полное отсутствие сатиры, за исключением, как пишут критики, творчества Лорда Байрона, что объясняется, в частности, юридическими законами против письменной клеветы, как и законами, гласными и негласными, Викторианского общества, в целом. Подобная традиция сатирического изображения действительности возвращается, по мнению историков и литературоведов, только в XX веке, в творчестве Т.С. Элиота и Ивлина Во, а также в произведениях Хаксли и Оруэлла, Вирджинии Вульф и Джеймса Джойса. «Трое в лодке, не считая собаки» как будто бы — «частная история», рассказанная с доверием и полным пониманием частного мира действительности истинного англичанина, она не является политическим памфлетом и, скорее всего, даже не воплощает в себе идей определенного класса или сословия.

Обращают на себя внимание приемы юмора, механизмов его реализации, которые обнаруживаются и ярче всего проявляются в детской литературе (возможно, неслучайно в тексте Джерома К.Джерома в аннотации к первой главе значится, что речь в главе пойдет о «средстве против болезни печени у детей»). Подобные примеры «детскости и юмора» включают, по данным исследования М. Забараки, пять основных приемов, самые яркие из которых это: включение в повествование гротескных персонажей (собака, которая ассоциируется с человеком), ирония по отношению к правительству или историческим реалиям (о подобных примерах речь шла выше, имеются в виду случаи упоминания Генриха Восьмого), примеры нонсенса (факт утверждения персонажами и повествователем того, что они больны всеми болезнями, кроме воспаления коленной чашечки), «физический» юмор, то есть «юмор действия», когда шутка не вербализуется, а реализуется в действии, «на практике» (в тексте: «тогда он расстегнул меня и осмотрел сверху донизу, потом взял меня за руку и ударил в грудь, когда я меньше всего этого ожидал, — довольно-таки подлая выходка, по моему мнению, — и вдобавок боднул меня головой»), шутки, реализуемые путем игры автора с персонажами, их нарочито комическое появление и т. д. Можно говорить о том, что этим приемам соответствуют десять «областей юмористической парадигмы», которые можно обнаружить как в детской литературе, так и в тексте Джерома К. Джерома. Области (или средства выражения) включают примеры:

• преувеличения или гиперболы («если бы Джордж действительно спал еще больше, он с равным успехом мог бы умереть и сэкономить, таким образом, деньги на квартиру и стол»);
• удивительности описываемого события, его экстраординарности («и вот вам снится, что на вас сел слон и что извержение вулкана бросило вас на дно моря вместе со слоном, который спокойно спит у вас на груди. Вы просыпаетесь и приходите к убеждению, что, действительно случилось что-то ужасное. Прежде всего, вам кажется, что пришел конец света, но потом вы решаете, что это невозможно, и что на палатку напали воры или убийцы, или, может быть, случился пожар»);
• абсурдности описываемой ситуации или утверждения («будь все люди похожи на того парня, которого я однажды видел на пароходе, шедшем в Ярмут, эту загадку было бы довольно легко объяснить»);
• насмешки («когда Монморенси перешел на мое иждивение, я никак не думал, что мне удастся надолго сохранить его у себя. Я сидел, смотрел на него (а он, сидя на коврике у камина, смотрел на меня) и думал: эта собака долго не проживет. Ее вознесут в колеснице на небо — вот что с ней произойдет»);
• проявления жестокости («вы выражаете эту мысль обычным способом, но помощь не приходит, и вы чувствуете, что вас пинают ногами тысячи людей и что вас душат»);
• вербальной реализации юмористического взгляда на жизнь.

Таким образом, иронический эффект, реализация метафор, смена регистра, театральные приемы, эффект «частной истории», в некоторых случаях, нарочитое сходство с детской литературой и характеризующими ее приемами юмора, создают особое настроение повествования в повести Джерома К. Джерома «Трое в лодке», подчеркивают ее своеобразие. Задуманное как историческая хроника или путеводитель, произведение превратилось в классический образец воплощения английского юмора и частной истории жизни, популярной до сих пор.

2.2. Анализ цитат из повести в оригинале и в переводе

Повесть «Трое в лодке, не считая собаки» до сих пор считается едва ли не самым смешным произведением в английской литературе. Как было отмечено ранее, написана она по мотивам реально произошедших событий, а участвуют в ней персонажи, списанные с друзей автора.

Одна из главных черт «Троих в лодке, не считая собаки» — вечная молодость. Шутки, которым Джером К. Джером щедро снабдил свое произведение, до сих пор актуальны. Рассмотрим упомянутые в предыдущем пункте средства выражения, которые использует Джером К. Джером в своём тексте на примере цитат из текста в оригинале и переводе.

Самыми популярными приёмами, которые использует Джером К. Джером, являются преувеличения и гиперболы, а так же абсурдность описываемой ситуации или утверждения. Фактически, в этом и состоит большая часть юмора не только писателя, но и всех британцев.

Глава I

«Это поразительно, но всякий раз, когда я читаю объявление о каком-нибудь патентованном лекарстве, мне приходится сделать вывод, что я страдаю именно той болезнью, о которой в нём говорится, и притом в наиболее злокачественной форме. Диагноз в каждом случае точно совпадает со всеми моими ощущениями».

«It is a most extraordinary thing, but I never read a patent medicine advertisement without being impelled to the conclusion that I am suffering from the particular disease therein dealt with in its most virulent form. The diagnosis seems in every case to correspond exactly with all the sensations that I have ever felt».

Глава II

«Гаррис всегда знает местечко за углом, где можно получить что-нибудь замечательное в смысле выпивки. Я думаю, что, если бы Гаррис встретился вам в раю (допустим на минуту такую возможность), он бы приветствовал вас словами:

— Очень рад, что вы здесь, старина! Я нашел за углом хорошее местечко, где можно достать первосортный нектар».

Harris always does know a place round the corner where you can get something brilliant in the drinking line. I believe that if you met Harris up in Paradise (supposing such a thing likely), he would immediately greet you with:

“So glad you’ve come, old fellow; I’ve found a nice place round the corner here, where you can get some really first-class nectar.”

Ещё один из главных приёмов писателя – насмешки, порой заходящие за рамки морали, но не перестающие быть уморительными.

Глава III

«… всё ведь имеет свои теневые стороны, как сказал человек, у которого умерла тёща, когда от него потребовали денег на похороны».

«… everything has its drawbacks, as the man said when his mother-in-law died, and they came down upon him for the funeral expenses».

Глава III

«Я заметил, что люди всегда делают колоссальные приготовления к купанью, когда собираются ехать куда-нибудь поближе к воде, но не очень много купаются, приехав на место».

«I notice that people always make gigantic arrangements for bathing when they are going anywhere near the water, but that they don’t bathe much when they are there».

Глава VII

«Чем меньше у человека вкуса в вопросах туалета, тем больше он упрямится. Это очень жаль, потому что он никогда не достигнет успеха».

«The less taste a person has in dress, the more obstinate he always seems to   be. It is a great pity, because he will never be a success as it is».

Глава XIII

«У фокстерьеров примерно в четыре раза больше врожденной греховности, чем у других собак, и нам, христианам, понадобится немало терпения и труда, чтобы сколько-нибудь заметно изменить хулиганскую психологию фокстерьеров».

«Fox-terriers are born with about four times as much original sin in them as other dogs are, and it will take years and years of patient effort on the part of us Christians to bring about any appreciable reformation in the rowdiness of the fox-terrier nature».

Глава XVII

«Многие считают, что от хорошего рыболова требуется только умение легко, не краснея, врать. Но это глубокое заблуждение. Голое враньё бесполезно, на это способен любой новичок. Обстоятельные подробности, изящные правдоподобные штрихи, общее впечатление щепетильной, почти педантической правдивости — вот что характерно для опытного рыбака».

«Some people are under the impression that all that is required to make a good fisherman is the ability to tell lies easily and without blushing; but this is a mistake. Mere bald fabrication is useless; the veriest tyro can manage that. It is in the circumstantial detail, the embellishing touches of probability, the general air of scrupulous—almost of pedantic—veracity, that the experienced angler is seen».

Глава XVIII

«Просто удивительно, как рано человек может встать, когда ночует на открытом воздухе. Лежа на досках, завернувшись в плед, с саквояжем под головой вместо подушки, не так хочется «вздремнуть ещё пять минут», как если б ты нежился в мягкой постели».

«It is surprising how early one can get up, when camping out. One does not yearn for “just another five minutes” nearly so much, lying wrapped up in a rug on the boards of a boat, with a Gladstone bag for a pillow, as one does in a featherbed».

Так же писатель использует в качестве юмора описание действий.

Глава IV

 «Начали они весело, намереваясь, по-видимому, показать мне, как надо укладываться. Я не делал никаких замечаний, я просто ждал. Когда Джорджа повесят, Гаррис будет самым плохим укладчиком в мире. Я смотрел на груду тарелок, чашек, кастрюль, бутылок, банок, пирогов, спиртовок, бисквитов, помидоров и пр. и предвкушал великое наслаждение.

Надежды мои оправдались. Прежде всего Гаррис с Джорджем разбили чашку. Они сделали это лишь для того, чтобы показать, на что они способны, и вызвать к себе интерес. <…>

Я не сказал ни слова, я только подошел ближе и, усевшись на край стола, наблюдал за ними. Я чувствовал, что это раздражает их больше, чем самые колкие слова. Они волновались, нервничали; они роняли то одно, то другое, без конца искали вещи, которые сами же перед тем ухитрялись спрятать».

«They began in a light-hearted spirit, evidently intending to show me how to do it. I made no comment; I only waited. When George is hanged, Harris will be the worst packer in this world; and I looked at the piles of plates and cups, and kettles, and bottles and jars, and pies, and stoves, and cakes, and tomatoes, etc., and felt that the thing would soon become exciting.

It did. They started with breaking a cup. That was the first thing they did. They did that just to show you what they could do, and to get you interested. <…>

It irritated them more than anything I could have said. I felt that. It made them nervous and excited, and they stepped on things, and put things behind them, and then couldn’t find them when they wanted them».

Глава XIV

 «У них такая удивительная форма, у этих картофелин. Сплошные бугры, впадины и бородавки. Мы прилежно трудились двадцать пять минут и очистили четыре штуки. Потом мы забастовали. Мы заявили, что нам понадобится весь вечер, чтобы очиститься самим.

Ничто так не пачкает человека, как чистка картофеля. Трудно поверить, что весь тот мусор, который покрывал меня и Гарриса, взялся с каких-то четырех картофелин. Это показывает, как много значат экономия и аккуратность.

Джордж сказал, что нелепо класть в ирландское рагу только четыре картошки, и мы вымыли ещё штук пять-шесть и бросили их в котел неочищенными. Мы также положили туда кочан капусты и фунтов пять гороху. Джордж смешал всё это и сказал, что остается ещё много места. Тогда мы перерыли обе наши корзины, выбрали оттуда все объедки и бросили их в котел. У нас оставалось полпирога со свининой и кусок холодной вареной грудинки, а Джордж нашел ещё полбанки консервированной лососины. Всё это тоже пошло в рагу.

Джордж сказал, что в этом главное достоинство ирландского рагу: сразу избавляешься от всего лишнего. Я выудил пару разбитых яиц, и мы присоединили их к прочему. Джордж сказал, что соус станет от них гуще. Я уже забыл, что мы ещё туда положили, но знаю, что ничто не пропало даром. Под конец Монморенси, который проявлял большой интерес ко всей этой процедуре, вдруг куда-то ушел с серьезным и задумчивым видом. Через несколько минут он возвратился, неся в зубах дохлую водяную крысу. Очевидно, он намеревался предложить её как свой вклад в общую трапезу. Было ли это издевкой или искренним желанием помочь — мне неизвестно.

У нас возник спор, стоит ли пускать крысу в дело. Гаррис сказал, почему бы и нет, если смешать её со всем остальным, каждая мелочь может пригодиться. Но Джордж сослался на прецедент: он никогда не слышал, чтобы в ирландское рагу клали водяных крыс, и предпочитает воздержаться от опытов.

Гаррис сказал:

— Если никогда не испытывать ничего нового, как же узнать, хорошо оно или плохо? Такие люди, как ты, тормозят прогресс человечества. Вспомни о немце, который первым сделал сосиски.

Наше ирландское рагу имело большой успех. Я, кажется, никогда ничего не ел с таким удовольствием. В нём было что-то такое свежее, острое. Наш язык устал от старых, избитых ощущений; перед нами было новое блюдо, не похожее вкусом ни на какое другое».

«They are such an extraordinary shape, potatoes—all bumps and warts and hollows. We worked steadily for five-and-twenty minutes, and did four potatoes. Then we struck. We said we should require the rest of the evening for scraping ourselves.

I never saw such a thing as potato-scraping for making a fellow in a mess. It seemed difficult to believe that the potato-scrapings in which Harris and I stood, half smothered, could have come off four potatoes. It shows you what can be done with economy and care.

George said it was absurd to have only four potatoes in an Irish stew, so we washed half-a-dozen or so more, and put them in without peeling. We also put in a cabbage and about half a peck of peas. George stirred it all up, and then he said that there seemed to be a lot of room to spare, so we overhauled both the hampers, and picked out all the odds and ends and the remnants, and added them to the stew. There were half a pork pie and a bit of cold boiled bacon left, and we put them in. Then George found half a tin of potted salmon, and he emptied that into the pot.

He said that was the advantage of Irish stew: you got rid of such a lot of things. I fished out a couple of eggs that had got cracked, and put those in. George said they would thicken the gravy.

I forget the other ingredients, but I know nothing was wasted; and I remember that, towards the end, Montmorency, who had evinced great interest in the proceedings throughout, strolled away with an earnest and thoughtful air, reappearing, a few minutes afterwards, with a dead water-rat in his mouth, which he evidently wished to present as his contribution to the dinner; whether in a sarcastic spirit, or with a genuine desire to assist, I cannot say.

We had a discussion as to whether the rat should go in or not. Harris said that he thought it would be all right, mixed up with the other things, and that every little helped; but George stood up for precedent. He said he had never heard of water-rats in Irish stew, and he would rather be on the safe side, and not try experiments.»

Harris said:

“If you never try a new thing, how can you tell what it’s like? It’s men such as you that hamper the world’s progress. Think of the man who first tried German sausage!”

It was a great success, that Irish stew. I don’t think I ever enjoyed a meal more. There was something so fresh and piquant about it. One’s palate gets so tired of the old hackneyed things: here was a dish with a new flavour, with a taste like nothing else on earth».

Глава XIX

 «После ужина мы полтора часа играли в карты по маленькой. В результате Джордж выиграл четыре пенса — Джорджу всегда везёт, — а мы с Гаррисом проиграли ровно по два пенса каждый. После этого мы решили прекратить игру. Гаррис сказал, что игра порождает нездоровые чувства, если ею слишком увлекаться. Джордж предложил нам реванш, но мы с Гаррисом решили не сражаться больше с судьбой».

«We played penny nap after supper. We played for about an hour and a half, by the end of which time George had won fourpence—George always is lucky at cards—and Harris and I had lost exactly twopence each. We thought we would give up gambling then. As Harris said, it breeds an unhealthy excitement when carried too far. George offered to go on and give us our revenge; but Harris and I decided not to battle any further against Fate».

Как отличный пример иронии по отношению к своему правительству, присущий истинным британцам, подходит следующая цитата.

Глава XVI

 «Река в этом месте грязная и унылая. В окрестностях Рединга не хочется задерживаться надолго. Рединг — старинный, знаменитый городок, основанный в далёкие дни короля Этельреда, когда датчане поставили свои военные корабли в бухте Кеннет и, основавшись в Рединге, совершали набеги на Эссекс. Тут Этельред со своим братом Альфредом дали датчанам бой и разбили их, причём Этельред главным образом молился, а Альфред сражался.

В более поздние годы на Рединг, по-видимому, смотрели как на приятное местечко, куда можно было бежать, когда в Лондоне становилось скверно. Парламент обычно переезжал в Рединг всякий раз, как в Вестминстере объявлялась чума. В 1625 году юстиция последовала его примеру, и все заседания суда происходили в Рединге. На мой взгляд, лондонцам стоило претерпеть какую-нибудь пустяковую чуму, чтобы разом избавиться и от юристов и от парламента».

«The river is dirty and dismal here. One does not linger in the neighbourhood of Reading. The town itself is a famous old place, dating from the dim days of King Ethelred, when the Danes anchored their warships in the Kennet, and started from Reading to ravage all the land of Wessex; and here Ethelred and his brother Alfred fought and defeated them, Ethelred doing the praying and Alfred the fighting.

In later years, Reading seems to have been regarded as a handy place to run down to, when matters were becoming unpleasant in London. Parliament generally rushed off to Reading whenever there was a plague on at Westminster; and, in 1625, the Law followed suit, and all the courts were held at Reading. It must have been worthwhile having a mere ordinary plague now and then in London to get rid of both the lawyers and the Parliament».

Джером Клапка Джером нередко рассуждает о работе, усердном труде и его отношению к этим вещам, никогда не отказывая себе пошутить на эту тему.

Глава III

«Гаррис так охотно берёт на себя всю тяжесть работы и перекладывает её на плечи других».

«Harris so ready to take the burden of everything himself, and put it on the backs of other people».

Глава IV

 «Ничто меня так не раздражает, как вид людей, которые сидят и ничего не делают, когда я работаю».

«There is nothing does irritate me more than seeing other people sitting about doing nothing when I’m working».

Глава IV

«Я не могу спокойно сидеть и смотреть, как кто-нибудь трудится. Мне хочется встать и распоряжаться — расхаживать по комнате, заложив руки в карманы, и указывать, что надо делать. Такая уж у меня деятельная натура».

«I can’t sit still and see another man slaving and working. I want to get up and superintend, and walk round with my hands in my pockets, and tell him what to do. It is my energetic nature. I can’t help it».

Глава XV

 «Мне всегда кажется, что я работаю больше, чем следует. Не думайте, что я уклоняюсь от работы. Я люблю работу. Работа увлекает меня. Я часами могу сидеть и смотреть, как работают. Мне приятно быть около работы: мысль о том, что я могу лишиться её, сокрушает мое сердце.

Мне нельзя дать слишком много работы — набирать работу сделалось моей страстью. Мой кабинет до того завален работой, что там не осталось ни дюйма свободной площади. Мне скоро придется пристраивать новый флигель.

Я очень бережно отношусь к моей работе. Часть работы, которая лежит у меня теперь, находится в моем кабинете уже многие годы, и на ней нет ни пятнышка. Я очень горжусь моей работой. Иногда я снимаю её с полки и сметаю с неё пыль. Я, как никто, забочусь о её сохранности».

«It always does seem to me that I am doing more work than I should do. It is not that I object to the work, mind you; I like work: it fascinates me. I can sit and look at it for hours. I love to keep it by me: the idea of getting rid of it nearly breaks my heart.

You cannot give me too much work; to accumulate work has almost become a passion with me: my study is so full of it now, that there is hardly an inch of room for any more. I shall have to throw out a wing soon.

And I am careful of my work, too. Why, some of the work that I have by me now has been in my possession for years and years, and there isn’t a finger-mark on it. I take a great pride in my work; I take it down now and then and dust it. No man keeps his work in a better state of preservation than I do».

Порой юмор легко входит в описание природы и рассуждения о совершенно обыденных вещах. Читатель размеренно изучает текст, не ожидая ничего особенного от повествования, которое внезапно уходит в совершенно другое русло и становится тем, чем изначально быть не должно, или же в тексте появляется сравнение, из ряда вон выходящее. И в этом абсурде и состоит вся шутка.

Глава VIII

 «Сам я не понимаю по-немецки. Я изучал этот язык в школе, но забыл всё до последнего слова через два года после её окончания и с тех пор чувствую себя значительно лучше».

«I don’t understand German myself. I learned it at school, but forgot every word of it two years after I had left, and have felt much better ever since».

Глава VIII

 «Кроме Виндзора и Эдингтона, между Лондоном и Оксфордом нет ни одного города, который был бы виден с реки целиком. Все остальные прячутся за углом и выглядывают на реку только какой-нибудь одной улицей. Спасибо им за то, что они так деликатны и предоставляют берега лесам, полям и водопроводным станциям.

Даже Рединг, хотя он из всех сил старается изгадить, загрязнить и обезобразить как можно более обширный участок реки, достаточно добродушен, чтоб спрятать значительную часть своего некрасивого лица».

«Windsor and Abingdon are the only towns between London and Oxford that you can really see anything of from the stream. All the others hide round corners, and merely peep at the river down one street: my thanks to them for being so considerate, and leaving the river-banks to woods and fields and water-works.

Even Reading, though it does its best to spoil and sully and make hideous as much of the river as it can reach, is good-natured enough to keep its ugly face a good deal out of sight».

Глава XVI

 «Горинг на левом берегу реки и Стритли на правом — очаровательные местечки, в которых приятно провести несколько дней. Воды реки до самого Пэнгборна так и манят поплавать в солнечный день под парусом или выехать в лунную ночь на лодке, а окружающий вид очень красив. <…>

Стритли — старинное местечко, основанное, как большинство прибрежных городов и поселков, во времена бриттов и саксов. В Стритли куда приятнее останавливаться, чем в Горинге, если у вас есть возможность выбирать, но сам по себе Горинг достаточно красив и к тому же расположен ближе к железной дороге, что имеет значение, если вы хотите удрать из гостиницы, не заплатив по счёту».

«Goring on the left bank and Streatley on the right are both or either charming places to stay at for a few days. The reaches down to Pangbourne woo one for a sunny sail or for a moonlight row, and the country round about is full of beauty. <…>

It is an ancient place, Streatley, dating back, like most river-side towns and villages, to British and Saxon times. Goring is not nearly so pretty a little spot to stop at as Streatley, if you have your choice; but it is passing fair enough in its way, and is nearer the railway in case you want to slip off without paying your hotel bill».

Глава XVII

 «Окрестности Горинга и Стритли — излюбленное место рыболовов. Река изобилует щуками, плотвой, угрями, уклейкой, и можно целый день сидеть на берегу и удить.

Некоторые люди так и делают. Но у них ничего не ловится. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь поймал что-нибудь в Темзе, кроме пескарей и дохлых кошек, а эти создания явно не имеют отношения к рыбной ловле! Местный «Путеводитель рыбака» ни слова не говорит о поимке рыбы. Он ограничивается замечанием, что Горинг — прекрасное место для рыбной ловли. Судя по тому, что мне пришлось видеть, я вполне готов поддержать это утверждение. Нет другого места на земле, где вы могли бы больше наслаждаться рыбной ловлей или удить в течение более долгого времени. Некоторые рыболовы приезжают сюда и удят весь день, другие остаются удить на месяц. Вы можете продлить это занятие и удить целый год — разницы не будет».

«The neighbourhood of Streatley and Goring is a great fishing centre. There is some excellent fishing to be had here. The river abounds in pike, roach, dace, gudgeon, and eels, just here; and you can sit and fish for them all day.

Some people do. They never catch them. I never knew anybody catch anything, up the Thames, except minnows and dead cats, but that has nothing to do, of course, with fishing! The local fisherman’s guide doesn’t say a word about catching anything. All it says is the place is “a good station for fishing;” and, from what I have seen of the district, I am quite prepared to bear out this statement. There is no spot in the world where you can get more fishing, or where you can fish for a longer period. Some fishermen come here and fish for a day, and others stop and fish for a month. You can hang on and fish for a year, if you want to: it will be all the same».

Глава XVIII

 «Дорчестер — красивое старинное местечко, приютившееся среди тишины, спокойствия, дремоты. <…> Дорчестер в древности был городом; тогда он назывался Каер Дорен — «город на воде». Позднее римляне создали там большой лагерь; укрепления, которые окружали его, теперь кажутся низкими, ровными холмиками. Во времена саксов он был столицей Уэссекса. Город очень древний, некогда он был сильным и большим. А теперь он стоит в стороне от шумной жизни, клюёт носом и видит сны».

«Dorchester is a delightfully peaceful old place, nestling in stillness and silence and drowsiness. Dorchester <…> was a city in ancient British times; it was then called Caer Doren, “the city on the water.” In more recent times the Romans formed a great camp here, the fortifications surrounding which now seem like low, even hills. In Saxon days it was the capital of Wessex. It is very old, and it was very strong and great once. Now it sits aside from the stirring world, and nods and dreams».

Часто у Джерома К. Джерома проскальзывают сказанные в шутки вещи, о которых на самом деле стоит задуматься. Такие строчки нередко становятся самыми запоминающимися в произведении.

Глава V

 «Не знаю почему, но вид человека, который спит, когда я уже встал, приводит меня в неистовство. Меня возмущает, что драгоценные часы нашей жизни, эти чудесные мгновения, которые никогда уже не вернутся, бесцельно тратятся на скотский сон».

«I don’t know why it should be, I am sure; but the sight of another man asleep in bed when I am up, maddens me. It seems to me so shocking to see the precious hours of a man’s life—the priceless moments that will never come back to him again—being wasted in mere brutish sleep».

Глава VI

 «… мы все — только трава, которую срезают, кладут в печь и жгут».

«… we are but as grass that is cut down, and put into the oven and baked».

Глава XVI

 «Женщины почему-то любят гладить нож, который нанёс им рану».

«… women strangely hug the knife that stabs them».

Глава XVIII

 «Шлюз и мельница Иффли, в миле от Оксфорда, — излюбленный сюжет художников, которые пишут речные пейзажи. Но в жизни они много хуже, чем на картинах. Я уже заметил, что в этом мире очень немногие вещи полностью отвечают своим изображениям».

«Iffley Lock and Mill, a mile before you reach Oxford, is a favourite subject with the river-loving brethren of the brush. The real article, however, is rather disappointing, after the pictures. Few things, I have noticed, come quite up to the pictures of them, in this world».

Глава XIX

«Река — когда солнце пляшет в волнах, золотит седые буки, бродит по лесным тропинкам, гонит тени вниз со склонов, на листву алмазы сыплет, поцелуи шлёт кувшинкам, бьётся в пене на запрудах, серебрит мосты и сваи, в камышах играет в прятки, парус дальний озаряет — это чудо красоты.

Но река в ненастье — когда дождь холодный льётся на померкнувшие воды, словно женщина слезами в темноте одна исходит, а леса молчат уныло, скрывшись за сырым туманом, словно тени, с укоризной на дела людей взирая, — это прозрачные воды мира тщетных сожалений».

«The river—with the sunlight flashing from its dancing wavelets, gilding gold the grey-green beech-trunks, glinting through the dark, cool wood paths, chasing shadows o’er the shallows, flinging diamonds from the mill-wheels, throwing kisses to the lilies, wantoning with the weirs’ white waters, silvering moss-grown walls and bridges, brightening every tiny townlet, making sweet each lane and meadow, lying tangled in the rushes, peeping, laughing, from each inlet, gleaming gay on many a far sail, making soft the air with glory—is a golden fairy stream.

But the river—chill and weary, with the ceaseless rain-drops falling on its brown and sluggish waters, with a sound as of a woman, weeping low in some dark chamber; while the woods, all dark and silent, shrouded in their mists of vapour, stand like ghosts upon the margin; silent ghosts with eyes reproachful, like the ghosts of evil actions, like the ghosts of friends neglected—is a spirit-haunted water through the land of vain regrets».

Выводы по главе 2

В процессе выполнения практической части нами была проанализирована история создания повести Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки», выяснили с какими трудностями в культурном плане писатель столкнулся при написании и как в последствие его произведение повлияло на каноны классической английской литературы. Таким образом, данный разбор будет полезен при углублённом изучении творческого пути писателя и истории английского юмора.

Также, в процессе изучения повети «Трое в лодке, не считая собаки» мы выделили основные комические приёмы, которые использовал писатель и разобрали их на примере цитат из текста.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Темой нашего исследовательского проекта была: «Особенности английского юмора в произведении Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки»».

В ходе работы изучались понятие «английский юмор», его особенности и происхождение. Нами были изучено понятие английского юмора, проанализированы его история происхождения и особенности на примере повести Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки», проанализированы личность Джерома Клапки Джерома и его творческий путь, проанализирована история создания повести «Трое в лодке, не считая собаки» и юмористические тезисы, которые в ней используются, исследованы особенности творчества Джерома Клапки Джерома.

Методологическую основу исследования составили фундаментальные труды Вячеслава Шестакова, Марты Карэновны Апетян, Ивана Александровича Гончарова, Е. Краснощековой, Р. А. Будагова, О. А. Леонтовича, К.И. Чуковского, Саймона Пегга, Меттью Збарски.

Методы исследования определялись спецификой материала и поставленными целями и задачами. В рамках проектной работы основным методом было изучение теоретической литературы. Наряду с общими методами теоретического и практического познания применяли методы наблюдения, анализа, дедукции и индукции.

Цель и задачи исследования предопределили следующую структуру работы: данная работа включает в себя введение, две главы и заключение.

В первой главе мы рассмотрели само явление английского юмора, а так же личность писателя Джерома К. Джерома. В данной главе мы изучили понятие «английский юмор» как таковое. Проследили его историю происхождения и влияние на культурную составляющую Великобритании. Рассмотрели основные темы британских шуток. Разобрали биографию Джерома Клапки Джерома и влияние его творчества на стандарты английского юмора.

Во второй главе проанализировали творческий путь Джерома К. Джерома, влияние его романа на культуру, рассмотрели  и провели анализ основных комических тезисов его произведения и примеры юмористических приёмов, используемых в повести «Трое в лодке, не считая собаки». В процессе выполнения практической части изучена история создания повести Джерома Клапки Джерома «Трое в лодке, не считая собаки», выяснили с какими трудностями в культурном плане писатель столкнулся при написании и как в последствие его произведение повлияло на каноны классической английской литературы.

Также, в процессе изучения повети «Трое в лодке, не считая собаки» мы выделили основные комические приёмы, которые использовал писатель и разобрали их на примере цитат из текста.

Исследование позволило выявить основные темы британских шуток:

• абсурдность и банальность обыденной жизни;
• иностранцы;
• различные неловкости при социальном взаимодействии;
• британская классовая система.

Исследование позволило выявить основные юмористические приёмы, используемые в повести «Трое в лодке, не считая собаки»:

• преувеличения или гиперболы;
• удивительность описываемого события, его экстраординарности;
• абсурдность описываемой ситуации или утверждения;
• насмешки;
• вербальная реализации юмористического взгляда на жизнь;
• включение в повествование гротескных персонажей;
• ирония по отношению к правительству или историческим реалиям;
• примеры нонсенса;
• «физический» юмор, то есть «юмор действия», когда шутка не вербализуется, а реализуется в действии, «на практике»;
• шутки, реализуемые путем игры автора с персонажами, их нарочито комическое появление.

Юмор не только отражает культуру и быт того или иного языка, но и помогает сделать речь наиболее выразительной и эмоциональной.

Таким образом, поставленная проблема решена, цель и задачи достигнуты.

СПИСОК ИСПОЛЬЗУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Апетян Марта Карэновна. «Юмористические особенности английской литературы» – М.:  Молодой ученый, 2014. № 1 (60). – 137с.
2. Будагов Р. А. Введение в науку о языке / Р. А. Будагов. – М.: Просвещение, 1965. – 486с.
3. Вячеслав Шестаков «Анатомия английского юмора». – М.: БуксМАрт, 2017. – 152 с.
4. Джером К. Джером. «Моя жизнь и время». — М.: Аст, 2014. – 320с.
5. Краснощекова Е. Иван Александрович Гончаров. Мир творчества. —М.: СПб: Пушкинский Фонд, 1997. – 264с.
6. Леонтович О. А. Россия и США: введение в межкультурную коммуникацию. М.: БуксМАрт, 2005. – 583с.
7. Чуковский К.И. Высокое искусство: [О худож. пер.]. – М.: Сов.писатель, 1988. – 472с.
8. De la Oulton, Carolyn. Below the fairy city. The life of Jerome K. Jerome. – М.: Brighton: Victorian secrets limited, 2012. – 452с.
9. Geoffrey Harvey. «Introduction». Oxford World’s Classics edition of Three Men in a Boat. – М.: Oxford, 1998. – 384с.
10. Jesperson O. Growth and Structure of the English Language, No. 4,9th Edition. – М.: London, 1948. – 753с.
11. Matthew D. Zbaracki. Descriptive study of how humor in literature serves to engage in their reading dissertation. – М.: Ohio: Ohio State University, 2003. – 318с.
12. Simon Pegg. What are you laughing at? – М.: The Guardian, 10 February 2007. –103с.

Интернет-ресурсы

1. Блог компании «Puzzle English» [Электронный ресурс] Режим доступа: https://puzzle-english.com
2. Онлайн-библиотека «Литрес» [Электронный ресурс] Режим доступа: https://www.litres.ru
3. Сайт «Инфоурок» [Электронный ресурс] Режим доступа: https://infourok.ru
4. Интернет-энциклопедия «Википедия» [Электронный ресурс] Режим доступа: https://ru.wikipedia.org

«Трое в лодке, не считая собаки» (Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog), 1889 г.) — знаменитая на весь мир юмористическая повесть английского писателя Джерома К. Джерома, в которой рассказывается о лодочном путешествии трёх друзей и их верного спутника, фокстерьера по кличке Монморанси. повесть писатель джером герой

Книга начинается с представления читателю самих героев: ироничного, но в то же время сентиментального Джерома (Джея), Джорджа, которого постоянно мучает жажда, и прагматичного Гарриса. Что касается фокстерьера, то ему в произведении уделяется особое внимание. Само повествование ведётся от лица Джея, и так он отзывается о Монморанси: «When first he came to live at my expense, I never thought I should be able to get him to stop long. I used to sit down and look at him, as he sat on the rug and looked up at me, and think: «Oh, that dog will never live. He will be snatched up to the bright skies in a chariot, that is what will happen to him». But, when I had paid for about a dozen chickens that he had killed; and had dragged him, growling and kicking, by the scruff of his neck, out of a hundred and fourteen street fights; and had had a dead cat brought round for my inspection by an irate female, who called me a murderer; and had been summoned by the man next door but one for having a ferocious dog at large, that had kept him pinned up in his own tool-shed, afraid to venture his nose outside the door for over two hours on a cold night; and had learned that the gardener, unknown to myself, had won thirty shillings by backing him to kill rats against time, then I began to think that maybe they’d let him remain on earth for a bit longer, after all.»

Итак, на первых страницах повести трое друзей коротают вечер в гостях у Джея, курят и обсуждают болезни, от которых все они ужасно страдают. Гаррис и Джордж жалуются на головокружение, Джей же убеждён, что у него не в порядке печень. Далее описывается комичный эпизод из жизни Джея, когда он однажды нашёл у себя сто семь болезней, вычитав их в медицинском справочнике. Раздумывая о том, какой интерес он представляет для докторов, он отправился к своему другу-врачу и заявил ему следующее, когда тот спросил, что с ним случилось: «Will not take up your time, dear boy, with telling you what is the matter with me. Life is brief, and you might pass away before I had finished. But I will tell you what is not the matter with me. I have not got housemaid’s knee. Why I have not got housemaid’s knee, I cannot tell you; but the fact remains that I have not got it. Everything else, however, I have got». Врач же в свою очередь выписал Джею рецепт: «1 lb. beefsteak, with 1 pt. bitter beer every 6 hours. 1 ten-mile walk every morning. 1 bed at 11 sharp every night. And don’t stuff up your head with things you don’t understand». Вспомнив этот случай Джей признается, что: «I followed the directions, with the happy result — speaking for myself — that my life was preserved, and is still going on.»

Затем друзья приходят к выводу, что все их беды из-за переутомления и им срочно нужен отдых. После долгого обсуждения троица решает отправиться на лодке вверх по Темзе, от Кингстона до Оксфорда. Отплытие назначается на ближайшую субботу. Джордж в этот день должен быть на работе («George goes to sleep at a bank from ten to four each day, except Saturdays, when they wake him up and put him outside at two»), поэтому Джей и Гаррис самостоятельно добираются до Кингстона на поезде. Там их дожидается нанятая лодка, и они начинают свое путешествие. Джордж присоединяется к ним позже, в Вейбридже. Остальная часть истории рассказывает об их путешествии и случающихся в ходе него комичных ситуациях.

Первоначально книга задумывалась как путеводитель, и это можно заметить по тому, как рассказчик описывает достопримечательности и населенные пункты (к примеру, Хэмптон-Корт, Хэмптонская церковь св. Марии, Обезьяний остров, Остров Великой Хартии Вольностей и Марлоу), размышляет о связи этих мест с историей. Несмотря на это, автор часто делает юмористические отступления, например, о ненадежности барометров в предсказании погоды, или о трудностях, с которыми сталкивается человек при обучении игре на шотландской волынке. Книга включает в себя бесчисленные юмористические эпизоды: о том, как достойный дядя Поджер вешал картину, приключения со зловонным сыром, неприятный случай с немецким профессором, как Джордж встал рано первый и последний раз в жизни, история о двух подвыпивших джентльменах, в темноте улегшихся на одну кровать, о гипсовой форели, или о ирландском рагу, приготовленном путем смешения остатков провизии из корзины с продуктами: «George said it was absurd to have only four potatoes in an Irish stew, so we washed half-a-dozen or so more, and put them in without peeling. We also put in a cabbage and about half a peck of peas. George stirred it all up, and then he said that there seemed to be a lot of room to spare, so we overhauled both the hampers, and picked out all the odds and ends and the remnants, and added them to the stew. There were half a pork pie and a bit of cold boiled bacon left, and we put them in. Then George found half a tin of potted salmon, and he emptied that into the pot. He said that was the advantage of Irish stew: you got rid of such a lot of things. I fished out a couple of eggs that had got cracked, and put those in. George said they would thicken the gravy. I forget the other ingredients, but I know nothing was wasted; and I remember that, towards the end, Montmorency, who had evinced great interest in the proceedings throughout, strolled away with an earnest and thoughtful air, reappearing, a few minutes afterwards, with a dead water-rat in his mouth, which he evidently wished to present as his contribution to the dinner; whether in a sarcastic spirit, or with a genuine desire to assist, I cannot say.»

Так, одна из наиболее замечательных черт книги — «вечная молодость», шутки кажутся смешными и остроумными и сегодня. В предисловии к изданию 1909 года Джером К. Джером признался в собственном недоумении по поводу популярности книги: «Мне думается, я писал вещи и посмешнее». Тем не менее, именно эту книгу в конце концов стали называть «едва ли не самой смешной книгой в мире».

И действительно, прочитав эту повесть, я поняла, что такое настоящий английский юмор. Такого весёлого, беззаботного произведения мне ещё, пожалуй, не встречалось. Как я уже говорила выше, на нить повествования о путешествии по реке автор нанизывает, как бусы, бытовые эпизоды, анекдоты, забавные приключения. Кроме того, многие цитаты из этого произведения стали уже афоризмами, например: «Чистая совесть дает ощущение удовлетворенности и счастья, но полный желудок позволяет достичь той же цели с большей легкостью и меньшими издержками», «Зато мы приобрели опыт, а за опыт, как говорится, сколько ни заплати — не переплатишь», «Я очень бережно отношусь к моей работе. Часть работы, которая лежит у меня теперь, находится в моём кабинете уже многие годы, и на ней нет ни пятнышка. Я очень горжусь моей работой. Иногда я снимаю её с полки и сметаю с неё пыль. Я, как никто, забочусь о её сохранности», «Нехорошо все время плыть по течению. Гораздо больше удовольствия, напрягая спину, бороться с ним, идти вперед наперекор ему, — по крайней мере мне так кажется, когда Гаррис с Джорджем гребут, а я правлю рулем.»

История путешествия трёх друзей и их четвероногого спутника заканчивается весьма предсказуемо: добравшись до Оксфорда, они останавливаются в нем на три дня, а затем трогаются в обратный путь. Целый день им приходится грести под проливным дождём. Сначала они в восторге от такой погоды, и Джей с Гаррисом затягивают песню о цыганской жизни, вечером они играют в карты и ведут беседу о смертных случаях от ревматизма, бронхитов и воспалений легких. Вслед за этим душераздирающая мелодия, исполненная Джорджем на гитаре, окончательно лишает путешественников присутствия духа, и Гаррис начинает рыдать, как ребенок: «The desire that grew upon Harris and myself, as the mournful strains progressed, was to fall upon each other’s necks and weep; but by great effort we kept back the rising tears, and listened to the wild yearnful melody in silence. There we broke down. The unutterable pathos of George’s accompaniment to that «two» we were, in our then state of depression, unable to bear. Harris sobbed like a little child, and the dog howled till I thought his heart or his jaw must surely break.»

На следующий день любители природы не выдерживают сурового испытания, посланного им погодой, бросают лодку в Пенгборне на попечение лодочника и к вечеру благополучно прибывают в Лондон, где ужин в ресторане примиряет их с жизнью, и они поднимают бокалы за свой мудрый последний поступок: «- Well, -said Harris, reaching his hand out for his glass, — we have had a pleasant trip, and my hearty thanks for it to old Father Thames — but I think we did well to chuck it when we did. Here’s to Three Men well out of a Boat! And Montmorency, standing on his hind legs, before the window, peering out into the night, gave a short bark of decided concurrence with the toast.»

В заключение хочется добавить, что «Трое в лодке, не считая собаки» — прекрасный образец английского юмора, который, кажется, еще не один век будет удивлять и радовать своего читателя. К настоящему времени книга переведена почти на все языки мира, включая японский, «фонографию» Питмана, иврит, африкаанс, ирландский, португальский. Наибольшей популярностью при жизни Джерома К. Джерома произведение пользовалось в Германии и России. На английском языке книга была экранизирована три раза (в 1920, 1933, и 1956), по ней был поставлен мюзикл, несколько раз адаптирована для телевидения и сцены, много раз читалась по радио и записывалась на кассету, как минимум дважды ставилась «театром одного актера». Книга регулярно переиздается по сегодняшний день.

На русском языке книга известна в переводе М. Донского и Э. Линецкой, в переводе Е. Кудашевой, а также в переводе М. Салье.

• Мое любимое убийство. Лучший мировой детектив

  

  К

  Катерина, а с вами было нечто подобное?

• Собрание сочинений Джерома Клапки Джерома в одной книге

  

  P

  Отличная литература выдержавшая испытание временем

• Потерянная комната и другие истории о привидениях

  

  Т

  Спасибо. Было интересно.

• Серебряное зеркало и другие таинственные истории

  

• Трое в лодке, не считая собаки

  

  Д

  Обожаю эту книгу. Невероятный юморной путеводитель по старой Темзе. Рекомендую.

Все мы начиная с 24 февраля 2022 года оказались перед лицом наступающего варварства, насилия и лжи. В этой ситуации чрезвычайно важно сохранить хотя бы остатки культуры и поддержать ценности гуманизма — в том числе ради будущего России. Поэтому редакция «Горького» продолжит говорить о книгах, напоминая нашим читателям, что в мире остается место мысли и вымыслу.

Рецензия Андрея Белеванцева

«Трое в лодке, не считая собаки» Джерома К. Джерома

Three Men in a Boat (To Say Nothing of the Dog) by Jerome K. Jerome

***

О книге

«Трое в лодке, не считая собаки» (1889 г., иллюстрации первого издания Артура Фредерикса) — знаменитая юмористическая повесть Джерома Клапки Джерома о двухнедельной лодочной поездке по Темзе, совершенной тремя друзьями в компании собаки-фокстерьера. Джером описывает историю создания повести в своих воспоминаниях «Моя жизнь и время». Он собирался написать серьезную книгу об истории и пейзажах Темзы с комическими вставками, но вышло совсем наоборот. С юмором Джером не испытывал никаких сложностей, а большую часть написанных позже исторических зарисовок выбросил при печати Фредерик Робинсон, редактор журнала «Хоум чаймз». Он же настоял на смене названия.

Прототипами персонажей послужили сам Джером и два его друга, которые часто вместе путешествовали по Темзе. Джером пишет: «В сущности, вся книга — история из жизни. Я ничего не сочинял и не выдумывал. Кататься на лодке по Темзе я любил с тех пор, как смог себе позволить этот вид спорта, и вот — просто записал все, что со мной при этом случалось». Пес Монморанси, напротив, был придуман, но вышел как живой. «Монморенси возник из моего подсознания. Я вообще считаю, что в каждом англичанине есть нечто от собаки», — пишет Джером.

После выхода повесть ругали критики за вульгарный язык, в том числе в журналах «Панч» и «Нэшнл обсервер». Тем не менее за 20 лет она была напечатана в двухстах тысячах экземпляров только в Англии. В Америке, по словам Джерома, книга разошлась более чем в миллионе экземпляров (пиратских; за эти издания Джером не получил почти ничего). Уже более ста лет она непрерывно переиздается и входит в разнообразные списки лучших или самых смешных книг.

Титульная страница первого издания

***

Коротко о переводах

В дореволюционной России Джерома переводили и печатали много — кроме отдельных изданий, выходили и собрания сочинений. Повесть имела большой успех, она вышла в семи переводах. Первым был перевод Надежды Жаринцовой (1896, под названием «Втроем по Темзе»). В своих воспоминаниях Джером пишет, как гостил в доме у Жаринцовых: «Генерал Жаринцов был первым губернатором Порт-Артура, а мадам, на мое счастье, взялась переводить мои книги и прославила мое имя в России». Потом последовали переводы Зинаиды Журавской (1899), Н. д’Андре (1899, под названием «Забавные приключения холостяков»), Л. Соколовой (1900, под названием «Три человека в лодке и с ними собака»), М. Энгельгардта (1901), Е. Тихомандрицкой (1907), княгини Еликаниды Кудашевой (1912).

Два самых известных перевода, выполненные в советское время и чаще всего перепечатывающиеся, — это перевод Михаила Салье (1939, 1957) и Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958). Тем не менее переводы Жаринцовой, Энгельгардта и Кудашевой перепечатывались и в XXI веке. Самый новый перевод — это работа лингвиста Гая Севера (2014).

Перевод Надежды Жаринцовой (1896)

Первый перевод повести, который выполнен со значительными сокращениями: выпущены отдельные предложения и отрывки, особенно часто опускаются лирические отступления Джерома. Есть также довольно много неточностей и ошибок. Впоследствии перевод много критиковали.

Перевод Зинаиды Журавской (1899)

Это полный и гладко читающийся перевод. Можно найти некоторые неточности и шероховатости синтаксиса, но никаких системных огрехов.

Перевод Н. д’Андре (1899)

Издавался дважды, в 1899 и 1905 годах. Переводчик ставит себе задачу сделать более полный и точный перевод, чем имевшиеся на тот момент, но справляется не полностью. Перевод без крупных купюр и читается легко, но содержит много мелких пропусков и неточностей.

Перевод Л. Соколовой (1900)

Перевод издавался дважды у Д.П. Ефимова, по-видимому, в 1900 и 1904 годах в собраниях сочинений Джерома. Читается перевод легко и купюр не содержит, но часто бывает неточен в деталях. Кроме того, в нем не хватает несколько более резкой лексики и разговорных выражений там, где они присутствуют в оригинале.

Перевод М. Энгельгардта (1901)

Перевод без купюр, но с большим количеством неточностей, переиздававшийся также и относительно недавно (2009 г.). Старается следовать синтаксису подлинника.

Перевод Е. Тихомандрицкой (1907)

Издавался дважды в «Товариществе М.О. Вольф». Особенных сокращений в переводе нет, но стилистически он очень далек от оригинала, друзья говорят друг другу «вы» и общаются максимально церемонно. Помимо стилистических промахов, многое в тексте переводчиком добавлено от себя. Кроме того, в примечаниях переводчик нередко высказывает свое отношение к происходящему.

Перевод Еликаниды Кудашевой (1912)

Перевод княгини Еликаниды Сергеевны Кудашевой был опубликован в собрании сочинений Джерома, изданных Иваном Сытиным в 1912 году, но и в ХХ веке переиздавался после редактуры. В целом перевод добротный, без купюр и почти без ляпов, и старается сохранить разговорный стиль оригинала.

Гаррис в лабиринте Хэмптон-Корта (иллюстрация Артура Фредерикса из издания 1889 г.)

Перевод Михаила Салье (1939, 1957)

Один из двух канонических переводов повести, сделанных в советское время. С момента выхода переиздавался более 20 раз. Это точный и тщательно следующий за оригиналом перевод, чаще предпочитающий точность легкости фразы по сравнению с другим популярным переводом Донского и Линецкой.

Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958)

Второй популярный перевод, выдержавший более сорока изданий. Этот перевод, пожалуй, наиболее на слуху, скорее за счет разговорности стиля и некоторого предпочтения легкости звучания фразы точному следованию оригиналу — в том числе по сравнению с другим популярным переводом Михаила Салье. При этом оба перевода полны и точны и могут служить образцами.

Перевод Гая Севера (2014)

Последний по времени из известных переводов, выполненный лингвистом Гаем Севером и ставящий себе целью передать упущенные при старых переводах тонкости и специфику британского юмора, при этом сохранив атмосферу самых популярных переводов. Перевод вышел в 2014 году в издательстве Aeterna. Содержит прекрасные комментарии к тексту, где пояснены все исторические реалии. Однако ему не хватает редактуры, видны некоторые кальки и неудачные выражения, а также несколько странные решения по архаизации языка.

***

Сравнение переводов

Для сравнения переводов взят отрывок из знаменитого рассказа про дядюшку Поджера и финальный тост Гарриса из повести.

Дядюшка Поджер восхищается своей работой (иллюстрация Артура Фредерикса из издания 1889 г.)

Перевод Надежды Жаринцовой (1896):

На этот раз он взял для мерки шнурок и тянулся, чтобы достать точку, которая была на три вершка далее возможного для него расстояния. Наклонившись под углом в 45 градусов, он выпустил из-под ног скамейку и грохнулся на рояль всем телом, извлекая из него все существующие звуки.

Тетя Мэри заметила, что это становится неприличным в присутствии детей…

<…>

Через извилистые потоки дождя по стеклу видны были мигающие фонари, их отблески в больших лужах и несколько женщин, которые торопились куда-то, приподняв платья и юбки.

— Да, — сказал Гаррис, наполняя снова свой стакан бургундским. — Приятна, весела и полезна была наша прогулка по Темзе; но мы очень умны, что прекратили ее как раз вовремя. И вот, — он сделал эффектный жест рукой, — вы видите трех джентльменов, которые блестяще выполнили свой долг и остались живы!

Перевод Зинаиды Журавской (1899):

На этот раз он берет веревку, и перегибает ее под углом в сорок пять градусов, силясь достать до намеченной точки, которая на три вершка дальше, чем хватает его рука. Но в решительный момент веревка выскальзывает из его рук, и дядюшка валится на пианино, ударяя головой и корпусом по всем клавишам сразу, причем получается неожиданный и крайне редкий музыкальный эффект.

Тетя Мэри говорит, что она не может позволить детям стоять и смотреть на такое безобразие.

<…>

Мокрая мостовая блестела при тусклом свете фонарей, вспыхивавших с каждым порывом ветра; капли дождя прыгали по лужам, струились по стеклу; ручьями ниспадали из водосточных труб в желоба. Измокшие прохожие корчились в три погибели под зонтиками, с которых лила вода; женщины высоко подбирали юбки.

— Ну-с, — начал Гаррис, протягивая руку к стакану, — наша поездка была очень приятна, и я от души благодарен старушке Темзе, — но мы хорошо сделали, что забастовали вовремя. Пью за троих, благополучно выбравшихся из лодки!

Перевод Н. д’Андре (1899):

На этот раз он взял шнурок и стал тянуться, наклонившись под углом в 45º к месту, которое отстояло по крайней мере на 3 дюйма дальше предела, до которого он мог достать. Веревка скользнула по стене и старый дурак полетел на рояль, который издал весьма странный звук.

Тетя Аннет заявила, что это становится неприличным и что в другой раз она не позволит детям присутствовать при таком безобразии.

<…>

Фонари тускло горели, и свет их едва был заметен в тумане. Дождь лил, как из ведра. Несколько запоздалых прохожих под зонтиками шлепали по лужам, торопясь домой; женщины неимоверно задирали юбки и почти бежали, не шли по улицам.

— Ну, господа, — сказал Гаррис, поднимая стакан с вином, — мы совершили очень хорошую прогулку и потому посылаю мою сердечную благодарность нашей любезной сестрице Темзе; по моему мнению, мы кончили ее как раз вовремя. Выпьем за здоровье тех трех джентльменов, которые благополучно покинули лодку!

Перевод Л. Соколовой (1900):

На этот раз он берет конец веревки и в самую критическую минуту, когда старый безумец наклоняется над стулом под углом в 45º, стараясь достать точку, лежащую на три дюйма выше того места, которое он в состоянии достать, веревка вываливается у него из рук и он падает со стула прямо на рояль, — получается поразительный музыкальный эффект, так как он головою и туловищем ударяет по всем клавишам сразу.

Тут тетушка Мэри говорит, что не позволит детям стоять здесь и слушать, какими словами он бранится.

<…>

Мокрая мостовая блестела при тусклом свете фонарей, пламя которых, раздуваемое ветром, сильно колебалось; слышны были всплески — это падал в лужи дождь; из водосточных труб вода лилась потоками. Немногие прохожие, промокшие до костей и согнувшиеся под дождевыми зонтами, с которых лила ручьями вода, шли скорым шагом по улице; женщины подбирали свои юбки.

— Да, сказал Гаррис, протягивая руку за стаканом, — наша прогулка была очень приятна. Спасибо, большое спасибо нашей старой Темзе! Но я все-таки думаю, что мы не прогадали, прекратив прогулку как раз вовремя. За здоровье трех человек, ушедших из лодки.

Перевод М. Энгельгардта (1901):

На этотъ разъ онъ мѣрилъ шнуркомъ, и вотъ, въ самую критическую минуту, когда этотъ старый шутъ свѣсился со стула подъ угломъ въ сорокъ градусовъ, стараясь достать до такого мѣста, которое отстояло на три дюйма дальше, чѣмъ можно было достать, шнурокъ выскользнулъ изъ его рукъ; онъ грохнулся на рояль и произвелъ удивительный музыкальный эффектъ, задѣвъ головой и туловищемъ за всѣ струны разомъ.

Тутъ тетка Мэри заявила, что не позволитъ дѣтямъ оставаться здѣсь и слушать его брань.

<…>

Тусклые фонари мерцали въ туманѣ, дождь упорно барабанилъ въ окна, запоздалые прохожіе плелись, скрючившись подъ зонтиками, женщины подбирали юбки.

— Ну, — сказалъ Гаррисъ, поднимая стаканъ, — наша поѣздка удалась, и я сердечно благодаренъ старушкѣ-Темзѣ, но мы вовремя кончили. Пора троимъ проститься съ лодкой.

Перевод Е. Тихомандрицкой (1907):

Для этого он берет нитку и, стоя на верхушке лесенки, наклоняется под углом чуть ли не 45º, чтобы дотянуть нитку еще на 2-3 сантиметра дальше, — нитка выскальзывает, и старик падает на стоящий за ним рояль, причем, ударяясь сразу всем туловищем и головой о клавиатуру, производит оглушительную какофонию. Следующий за сим из уст его монолог таков, что тетка спешит прогнать детей из комнаты, чтобы они не слышали его.

<…>

Освещение за окном было скудное, огни редких фонарей мигали и прыгали при каждом порыве ветра, дождь яростно стучал по лужам, и из труб текли целые потоки. Немногие прохожие торопливо пробирались по воде, промокшие, несмотря на зонтики и плащи.

— Итак, — сказал Гаррис, поднимая стакан, — мы совершили хорошенькое путешествие и очень приятно провели время, за что и шлю горячий привет старой нашей матушке-Темзе! Но все же, думаю, что мы хорошо сделали, покинув ее. Пью за здоровье всех троих, счастливо вышедших из лодки!

Перевод Еликаниды Кудашевой (1912):

На этот раз он берет шнурок, и в критический момент, когда старый дурак наклоняется со стула под сорокапятиградусным углом, пытаясь дотянуться на три дюйма дальше, чем это возможно, шнурок срывается, и сам он обрушивается на рояль, причем получается поистине удачный музыкальный эффект, когда голова и тело неожиданно соприкасаются со всеми клавишами сразу.

Тогда тетушка Мэри говорит, что не позволит детям стоять и слушать такие слова.

<…>

Она [улица] блестела темным блеском под водой, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, дождь хлестал по лужам и стекал из желобов на улицу. Мимо спешили редкие промокшие пешеходы, женщины с подобранными юбками.

— Ну, — сказал Гаррис, протягивая руку за стаканом, — славная была прогулка, и большое за нее спасибо старой матушке Темзе, но думаю, что мы хорошо сделали, отказавшись от нее именно теперь. За здоровье троих, благополучно выбравшихся из лодки!

Перевод Михаила Салье (1939, 1957):

Теперь он пускает в дело веревочку; в критический момент, когда старый чудак наклоняется на табуретке под углом в сорок пять градусов и пытается отметить точку, находящуюся на три дюйма дальше, чем он может достать, веревочка выскальзывает у него из рук, и он падает прямо на рояль. Внезапность, с которой он прикасается головой и всем телом к клавишам, создает поистине замечательный музыкальный эффект.

Тетя Мария говорит, что она не может позволить детям стоять здесь и слушать такие выражения.

<…>

Вода на мостовой слегка поблескивала, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, дождь, булькая, шлепал по лужам, устремлялся по желобам в сточные канавы. Редкие прохожие, мокрые насквозь, торопливо пробегали, согнувшись под зонтиком; женщины высоко поднимали юбки.

— Ну что же, — сказал Гаррис, протягивая руку к стакану, — мы совершили хорошую прогулку, и я сердечно благодарю за нее нашу старушку Темзу. Но я думаю, мы правильно сделали, что вовремя с нею расстались. За здоровье Троих, спасшихся из одной лодки!

Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958):

Теперь он пытается это сделать с помощью шнура, и в самый ответственный момент, когда этот старый дурень наклоняется под углом в сорок пять градусов к плоскости стула, пытаясь дотянуться до точки, расположенной ровно на три дюйма дальше, чем та, до какой он может дотянуться, шнур соскальзывает, и он обрушивается на фортепиано, причем внезапность, с которой его голова и все тело в одно и то же мгновение соприкасаются с клавиатурой, производит неповторимый музыкальный эффект.

И тетушка Мария говорит, что она не может допустить, чтобы дети оставались тут и слушали такие выражения.

<…>

Влажно поблескивала мокрая мостовая, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, струи дождя яростно хлестали по лужам, и целые потоки низвергались на тротуар из водосточных желобов. Редкие прохожие, насквозь вымокшие, бежали рысью, сгорбившись под зонтиками, с которых вода лила в три ручья; женщины высоко подбирали юбки.

— Что ж, — сказал Гаррис, протягивая руку к бокалу, — путешествие было на славу; я от души благодарен старушке Темзе. А все же мне кажется, что наш последний поступок — когда мы дали тягу — был мудрый поступок. Итак, за здоровье Троих, благополучно выбравшихся из лодки!

Перевод Гая Севера (2014):

На этот раз он возьмет кусок шнура. В решающий миг, когда старый дурак наклонится под углом в сорок пять градусов (пытаясь дотянуться до точки на три дюйма дальше той, до которой ему вообще дотянуться), шнур соскользнет, и дядюшка рухнет на пианино — при этом внезапность, с которой туловище и голова разом ударяют по клавиатуре, создает сногсшибательный музыкальный эффект.

И тетушка Мария объявит, что не позволит детям стоять вокруг и выслушивать подобные выражения.

<…>

Мостовая мрачно мерцала в сырости, тусклые фонари мигали при каждом порыве ветра, струи дождя хлестали по лужам и устремлялись по желобам в бегущие водой канавы. Прохожие, немногочисленные и насквозь промокшие, сгорбившись под зонтиками, с которых лила вода, торопились прочь; женщины высоко подбирали юбки.

— Что ж, — молвил Гаррис, протягивая руку к бокалу, — путешествие вышло на славу, и я от души благодарен старушке Темзе. Но, я думаю, мы правильно сделали, что вовремя смотали удочки. Итак, за Троих, благополучно выбравшихся из лодки!

Оригинал:

He would use a bit of string this time, and at the critical moment, when the old fool was leaning over the chair at an angle of forty-five, and trying to reach a point three inches beyond what was possible for him to reach, the string would slip, and down he would slide on to the piano, a really fine musical effect being produced by the suddenness with which his head and body struck all the notes at the same time.

And Aunt Maria would say that she would not allow the children to stand round and hear such language.

<…>

It glistened darkly in the wet, the dim lamps flickered with each gust, the rain splashed steadily into the puddles and trickled down the water-spouts into the running gutters. A few soaked wayfarers hurried past, crouching beneath their dripping umbrellas, the women holding up their skirts.

«Well,» said Harris, reaching his hand out for his glass, «we have had a pleasant trip, and my hearty thanks for it to old Father Thames — but I think we did well to chuck it when we did. Here’s to Three Men well out of a Boat!»

***

Подробнее о переводах

Самое главное при переводе «Троих в лодке» — сохранить живой разговорный стиль и юмор сюжетного повествования и контрастный, более высокий слог лирических и исторических отступлений. Помимо этого, сложности возникают с передачей шуток и английских реалий конца XIX века: нужно решать, что сохранять как в оригинале, что можно потерять, что убрать в комментарии. Но без передачи атмосферы дружеской беседы Джерома даже самый точный перевод будет обречен на провал.

С точки зрения стиля наиболее удачными из дореволюционных переводов представляются работы Зинаиды Журавской и Еликаниды Кудашевой; в других переводах персонажи разговаривают излишне церемонно, иногда на «вы». Из современных все переводы следуют авторскому стилю. Перевод Михаила Салье чуть более суховат, а перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой — легче и разговорнее. Реалии лучше всего сохранены и откомментированы в работе Гая Севера.

Дореволюционные переводы, следуя норме того времени, часто доместицируют текст, превращая английские реалии в их русские эквиваленты — причем не всегда последовательно. Самые распространенные реалии — деньги, расстояние, еду и спиртные напитки — переводчики старались оставлять как есть, но иногда не выдерживали и сбивались на русские аналоги; в итоге возникает ощущение разнородной смеси. Так, уже в приведенных отрывках про дядюшку Поджера видно, что дюймы превращаются в сантиметры и вершки; кляча, внезапно учуявшая запах сыра, мчится со скоростью четыре версты в час; гостиница обходится незадачливому покупателю сыра в пятьдесят рублей, хотя выше по тексту превосходно себя чувствуют шиллинги и пенсы. Алкогольные напитки подвержены более сильной доместикации: бренди на полкроны, которое заказывает сосед Джея по купе в сценке с сыром, почти у всех превращается в водку, а иногда — и в полбутылки коньяка; пиво биттер становится «английской горькой» или почему-то портером. Яичница-болтунья из сцены с Гаррисом-поваром в лучшем случае становится просто яичницей, в худшем — загадочным блюдом «яичное тесто»; из старых переводов лучше всего выходит у Кудашевой с мешаной яичницей. Ирландское рагу из знаменитого эпизода сохраняют почти все, разве что у Жаринцовой оно внезапно становится шотландской похлебкой. Приход, где располагается могила дяди Поджера, переводят как «околоток»; предложение жены Тома дать человеку соверен, чтобы тот закопал пресловутый сыр, превращается в «три рубля мужику», но такие аберрации скорее редкость.

Сложна для перевода самая первая сцена повести — Джей обнаруживает у себя почти все болезни справочника, кроме housemaid’s knee, воспаления коленного сустава, возникающего у много работающих на коленях служанок и потому у Джея немыслимого. Приходится подбирать русскоязычный аналог, который создаст схожий комический эффект. Вдобавок при чтении Джеем подряд медицинского справочника (упоминаются «все 26 букв алфавита») возникают соответственно подобранные болезни — ague (малярия) и zymosis (в общем смысле инфекционная болезнь).

Переводчики справлялись с этой задачей очень по-разному. Сравнительно часто использовались абстрактные «женские болезни» или буквальный перевод «опухоль в колене», «колено домашней служанки», «хроническая язва голени». Е. Тихомандрицкая вставляет пояснение в текст: «специальная болезнь колена, бывающая у служанок». Встречается также «бледная немочь» (М. Энгельгардт). У Михаила Салье в редакции 1939 года — «вода в колене», а в поздней редакции — «воспаление коленной чашечки»; так же и у Гая Севера. Пожалуй, самый известный вариант — «родильная горячка» Донского и Линецкой.

С алфавитом решения разделились примерно поровну: многие оставили «26 букв», кто-то ушел от проблемы, сказав просто об алфавите или алфавитном порядке. Современные переводчики постарались также подобрать болезни на первые и последние буквы алфавита: анемия у Донского и Линецкой, атаксия у Салье; из вариантов болезней на последние буквы — ячмень, ящур, ятрогенный зимос (Север). У дореволюционных переводчиков встречается zymosis без перевода, а также «дзымозис» (у Н. д’Андрэ). У Гая Севера и болезни по ходу чтения также идут по алфавиту: болотная лихорадка, Брайтова болезнь, дифтерия, холера.

Еще одна сложная сценка вставлена в восьмую главу: Гаррис поет комические куплеты. Пожалуй, без подробного комментария современному читателю будет мало понятно, что, собственно, происходит. Гаррис путает ключевые номера из двух комических опер «H.M.S. Pinafore» («Корабль ее величества „Пинафор“», 1878) и «Trial by Jury» («Суд присяжных», 1875) композитора Артура Салливана и либреттиста Уильяма Гилберта. За 25 лет сотрудничества Гилберт и Салливан написали четырнадцать комических опер, получивших огромную популярность и ставших частью англоязычной культуры. Поэтому как читатели повести, так и герои сцены прекрасно понимают происходящее. Несколько приземленным аналогом в русской культуре последних десятилетий была бы вставка строчек из «Зоопарка» «Гражданской обороны» в текст песни «Все идет по плану».

Названия опер обычно переводили буквально — «H.M.S. Pinafore» (англ. «передник») становится «Передником» или «Детским передником», у Севера — «Слюнявчиком». Тексты песенок в оригинале везде написаны четырехстопным ямбом, как запев, так и припев с хором, и Гаррис, вспоминая их, сначала сохраняет размер строки, а потом, забыв текст, пытается попасть в него. Михаил Салье переводит тексты стихами, но размер запева и припева у него разный, причем в первой строчке запева и в припеве не тот, что в оригинале; у Донского и Линецкой размер оригинала соблюден везде, кроме первой строчки, но рифма не мужская, а женская. У Гая Севера начало стихов и припев взяты у Донского и Линецкой, а середина переведена наново правильным размером. Из дореволюционных переводов у М. Энгельгардта стихи переведены амфибрахием (практически «Когда я на почте служил ямщиком»), у Кудасовой есть рифма, но размер дан вразнобой. В части переводов вообще нет стихов.

Комментарии есть в примечаниях самого Михаила Донского и, конечно, в переводе Гая Севера. Сами номера схожи не только размером стихов, но и музыкальной формой (чередуются реплики персонажа и хора) и даже мелодией, в чем легко убедиться, прослушав архивные записи опер (песенка адмирала, песенка судьи). Так что Гарриса вполне можно извинить.

⦁ Оригинал:

When I was young and called to the Bar

When I was young I served a term
As office-boy to an attorney’s firm

I swept the windows and I swept the door…
I cleaned the windows of the big front door
And I polished up the floor…

And I diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-diddle-de,
Till now I am the ruler of the Queen’s navee.

⦁ Перевод Михаила Салье:

Когда, в дни юности, я адвокатом стал

В дни юности в конторе я служил,
Рассыльным у поверенного был

Я окна мыл, и пол я натирал…
Я стекла на парадной начищал
и пол до блеска натирал…

И я, тра-ла-ла-ла-ла-ла-ла-ла,
Теперь во флоте королевском адмирал.

⦁ Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой:

Я в мальчиках почтенным стал судьей

Я в мальчиках когда-то
Служил у адвоката

Я мыл в конторе окна,
И вот случилось вскоре…
Я окна мыл в конторе,
И вскоре…

И я в сраженья, тра-ля-ля,
Теперь веду флот короля.

⦁ Перевод Гая Севера:

Я в мальчиках почтенным стал судьей

Я в мальчиках когда-то
Служил у адвоката

Я стекла чистил, двери тер…
Я стекла на парадном мыл
И натирал полы…

И я в сраженья, тру-ля-ля,
Теперь веду флот короля.

Наконец, в хорошем переводе требуется отразить особенности речи персонажей. Мальчики-посыльные, квартирная хозяйка миссис Попитс, кладбищенский сторож должны говорить в переводе с определенной долей просторечия; в оригинале они говорят «They ain’t a-going to starve, are they?» (мальчики) и «All right, sur, I’m a-coming, I’m a-coming.» (сторож), в переводах это пытаются учесть: «Они, видать, не помрут с голоду, а?» (Салье) и «Сию минуту, сэр! Бегу, бегу!» (Донской, Линецкая).

Перевод Надежды Жаринцовой (1896)

Перевод значительно сокращен, выпущено многое из того, что не требуется для развития сюжета, например большая часть разговора Джея с кладбищенским сторожем о могилах и памятниках. Есть неточности и ошибки — дядюшка Поджер приземляется на колени поденщицы вместо мозолей, а в описании ночевки в палатках (глава 2) герой говорит: «Родители, это ты?!», когда в оригинале просто «Oh, it’s you, is it?». Есть и вольности с добавлениями. В первой же фразе повести («Нас было четверо…») аккуратно уточняется, что Монморанси — пес, тогда как Джером держит интригу еще несколько страниц; а в последней, когда Монморанси тявкнул в одобрение тоста Гарриса, переводчик добавляет: «Монморанси… залаял, а мы с Джорджем нашли, что поездка принесла Гаррису несомненную пользу: он начал выражаться не только литературно, но даже понятно».

Перевод критиковали за обилие страдательного залога и стилистическое однообразие, сглаживающее живую речь персонажей. Евгений Брандис в предисловии к детгизовскому изданию «Троих в лодке» 1959 года упоминает, что «…все ее [Жаринцовой] многочисленные переводы рассказов Джерома были до того беспомощны и так далеки от оригинала, что позднее встретили резкое осуждение в печати». Тем не менее такая оценка все же кажется слишком резкой. Переводы XIX века вообще часто бывали довольно вольными, а в искренности Надежды Алексеевны Жаринцовой и приложенных ею усилий по популяризации Джерома в России сомневаться не приходится.

Перевод Зинаиды Журавской (1899)

Перевод полный и хорошо читается, в том числе потому, что переводчик не всегда сохраняет границы предложений и легко подбирает аналоги для английских идиом, удачно и со вкусом. «Нервы совсем развинтились», «что за гнусность», «его это, понятно, взорвало», «корчились в три погибели». Только иногда Журавская чуть пережимает — дядюшка Поджер говорит: «Уж мне эти бабы» на месте «Oh! You women». Можно найти некоторые неточности и шероховатости синтаксиса (например, при описании приключения Гарриса в лабиринте «…Сам он нарочно раз поехал в Гэмптон-Корт — показать лабиринт кузену … Он, т. е. Гаррис, изучил лабиринт…»). Не переведены авторские сноски к тексту (хотя их всего две), а банджо Джорджа названо гитарой (впрочем, в некоторых других переводах тоже так). Джей везде назван Джеромом, как и в ряде других переводов. Перевод выглядит менее устаревшим, чем остальные дореволюционные, — скорее за счет построения фразы, а старой лексики в нем минимум. Возможно, поэтому он также переиздавался и в наше время.

Перевод Н. д’Андре (1899)

В отличие от других дореволюционных изданий, текст предваряется предисловием переводчика, в котором тот объясняет, почему сделал повторный перевод: «Есть одна переводчица, ярая Джеромистка [речь явно идет о Н. А. Жаринцовой]. Преклоняясь и отдавая честь ее блестящим литературным талантам, тем не менее я не могу не выразить своего удивления, почему ей пришла фантазия сокращать и коверкать подлинник… Случайно попался мне в руки этот перевод… Стал читать и о ужас: целые главы выпущены, многие остроумные места вовсе не переведены или переделаны на свой лад… Крайне сожалея об этом факте, я и решился познакомить читателей с полным сочинением Джерома».

Такой зачин требует в дальнейшем полного соответствия оригиналу перевода самого Н. д’Андре. И действительно, он читается легко и крупных купюр в нем нет, но довольно много мелких пропусков и неточностей, которые, быть может, не так бы бросались в глаза, если бы не было предисловия. Прямо в первой главе выпущена зарисовка о том, как шурин Джея продавал свой обратный билет на морскую прогулку, а его знакомый не смог съесть оплаченные на корабле обеды и ужины: сразу после «…единственной его заботой было перепродать кому-нибудь этот обратный билет» идет «Итак, я был против морской прогулки».

Во второй главе лирическое отступление о реке, луне и юности мира (кстати сказать, в оригинале весь абзац, заключающий это отступление, является одним длинным предложением, что не сохранено ни в одном русском переводе) кончается так: «…мы встаем … и, убаюкиваемые плеском воды… ложимся спать, любуясь звездами и мечтая о том, что мир так вечно молод и хорош». Тогда как в оригинале (не говоря уж о том, что речь идет о сне, а не о мечтах) дальше следует еще добрая половина абзаца: «…and dream that the world is young again — young and sweet as she used to be ere the centuries of fret and care had furrowed her fair face, ere her children’s sins and follies had made old her loving heart…» — и еще несколько строк в том же духе. Там же, когда говорится, что Гаррис совсем не поэтичен и если у него на глазах слезы, то он просто налил слишком много вустерского соуса, у переводчика: «…если глаза его полны слез… он… налил на свою котлету слишком много сои „cabul“». Тетушка Мария превратилась в Аннет, а Джей заменен на Джерома. В издании есть только одно примечание, почему-то это пояснение слова «йомены».

Перевод Л. Соколовой (1900)

Перевод легко читается, но использует более высокий стиль, чем оригинал, и содержит много мелких недочетов. Например, в начале одиннадцатой главы Джордж вешает часы на стену (и потом срывает их со стены), тогда как оригинал более точен — «he…hang it up over his pillow», т. е. «у изголовья». В седьмой главе в сцене катания на лодке разодетых дам про энергично гребущего приятеля Джея сказано, что «He … made the whole crowd sit up straight in no time», т. е. все в лодке застыли; в переводе «…все, кто только в ней [лодке] был, мигом вскочили с места». Форель из рыбацкой байки семнадцатой главы оказывается «сделанной из гипса и привезенной из Парижа», тогда как она всего лишь «plaster-of-Paris», т. е. просто сделана из определенного вида гипса.

Отличия в стиле, помимо интонации, проявляются в отсутствии резкой лексики и разговорных выражений оригинала. Слова «old fool», сказанные про дядюшку Поджера, превращаются в «старого безумца», а выражение «I crawled out a decrepit wreck» из первой главы (Джей выходит из библиотеки, обнаружив, что болен практически всеми болезнями) превращается в «когда выходил…, то переступал с большим трудом, как человек с совершенно расстроенным здоровьем». Тем не менее в этом переводе, в отличие от других дореволюционных, найдена и откомментирована цитата из «Гамлета» в одиннадцатой главе.

Из забавного отметим, что Монморанси в переводе Соколовой — собака (а не пес), что разъяснено сразу же в начале повести (как и у Жаринцовой); поэтому Монморанси оказывается женского рода. Последняя фраза перевода: «При этом Монморанси, стоявшая на задних ногах и … смотревшая на темную улицу, залаяла…».

Иллюстрация И.М. Семенова из издания 1957 г. (перевод Михаила Салье)

Перевод М. Энгельгардта (1901)

Перевод без купюр, но также менее разговорного стиля, чем оригинал. Персонажи здесь общаются друг с другом на «вы», тогда как почти во всех остальных переводах они говорят «ты». Типичный пример: «Вы, Джимъ, возьмите клочокъ бумаги и пишите; а вы, Джорджъ, достаньте прейсъкурантъ колоніальной лавки, да дайте мнѣ кто-нибудь карандашикъ; я составлю списокъ» (Джером здесь ошибочно назван Джимом, а в остальном переводе, как и у Журавской, его зовут Джером, а не Джей; grocery оригинала превратилось в колониальную лавку). Затруднительные для перевода шутки сглажены или опущены. В конце первой главы Гаррис говорит, что идея поездки на лодке ему нравится: «Harris said, however, that the river would suit him to a „T.“». В разных переводах шутка сохраняется: «на все сто» (Салье), «попадает в точку» (Донской и Линецкая), «в тютельку» (Север); у Энгельгардта просто «Гаррисъ замѣтилъ, что поѣздка по рѣкѣ вполнѣ по его вкусу».

Тем не менее перевод старается следовать синтаксису подлинника, что особенно хорошо видно, например, в первой главе, где Джей пытается посчитать свой пульс — все короткие предложения оригинала сохранены: «…Я попытался произвести діагнозъ надъ самимъ собою. Пощупалъ пульсъ. Сначала вовсе не могъ найти пульса. Потомъ онъ какъ-то сразу явился. Я досталъ часы и сосчиталъ. Пульсъ оказался 147 въ минуту. Потомъ я попытался отыскать сердце. Но не могъ найти своего сердца. Оно совсѣмъ перестало биться…»

Перевод Е. Тихомандрицкой (1907)

Издавался с очень хорошими рисунками А. Бену. Особенных сокращений в переводе нет, однако это все, за что его можно похвалить. Стилистически перевод очень далек от оригинала, друзья говорят друг другу «вы» и общаются максимально церемонно. Например, в начале двенадцатой главы Джордж с сарказмом говорит Джею, что если, дескать, он достаточно отдохнул, то не соизволит ли он помыть посуду. В переводе же Джордж совершенно серьезно говорит: «Соблаговолите принять участие в мытье посуды, когда вы вполне отдохнете». Тетя Мария говорит дяде Поджеру: «Тогда я заблаговременно заберусь к своей матери и пробуду у нее всю неделю, пока вы окончите свое мудреное предприятие».

Помимо стилистических промахов, многое переводчиком добавлено от себя. Необычно для современного читателя то, что переводчик в примечаниях к тексту не только комментирует — довольно выборочно — реалии повести, скажем, кто такой коридорный old boots или как называют лодочных гребцов, но и высказывает свое отношение к происходящему. Когда в конце четвертой главы Гаррис спрашивает Джея, где он хочет спать, внутри или с краю, а Джей шутит, что хочет спать внутри кровати, переводчик не только не передает шутку, но и делает следующее примечание: «Гаррис иногда возвращается до такой степени утомленным, что, не имея сил лечь в постель, довольствуется тем, что спит поверх постели». В сцене с сыром после того, как жена Тома замечает, что она еще с Томом поговорит, следует примечание: «„Берегись, бедняга!“ — подумал я».

Еще одной особенностью является довольно непоследовательное использование настоящего времени в сценах описания действия героев. В той же сцене упаковки вещей: «…даем список вещей Жоржу, который … принимается за работу», «Эта мысль нам нравится, мы соглашаемся», «…мне пришлось все вынуть… я принялся перебирать вещи… заделываю чемодан снова… тут Жорж спрашивает… говорим мы Жоржу, он молчит, мы подходим к нему…». Остальные переводы, как правило, в этих местах применяют прошедшее время.

В качестве бонуса: Монморанси в переводе внезапно превращается в Дика.

Иллюстрация А. Бену (перевод Е. Тихомандрицкой)

Перевод Еликаниды Кудашевой (1912)

Перевод княгини издавался в собрании сочинений Джерома в 1912 году. В 1928 году он был переведен в современную орфографию, несколько отредактирован и издан «Молодой гвардией» без указания переводчика. Наконец, перевод также многократно переиздавался после дополнительной редактуры издательством АСТ. Редактура убрала очевидные ошибки и архаизмы, но не все. Например, «задние ножки» Монморанси оригинального издания превратились сначала в «задние лапки» в издании 1928 года, а потом в «задние лапы» современного издания; «лодка с покрышкой» в последней редакции стала «лодкой с тентом», а «катар желудка» остался неизменным во всех изданиях. Перевод добросовестный, почти без ошибок и, в отличие от других дореволюционных переводов, сохраняет стиль и интонацию оригинала, часто не без выдумки. Используется лексика вроде «глумимся» или «дружище»; дядюшка Поджер говорит «дело в шляпе» и «эх вы, бабье» (несколько за гранью). «Homely home and simple pleasures», которые остальные переводили с потерей повтора, княгиня перевела как «простой очаг с простыми радостями». Конечно, можно найти и недостатки, но в обаянии этому переводу сложно отказать.

Перевод Михаила Салье (1939, 1957)

Первый по времени из двух наиболее популярных переводов повести. Михаил Александрович Салье (1899—1961) прежде всего известен как переводчик «Тысячи и одной ночи», но переводил он и рассказы Конан Дойла, и Гауфа, и «Таинственный остров» Жюля Верна.

Установить дату выхода перевода Салье оказалось нелегко. Обычно перевод датируется 1957 годом со ссылкой на выпущенный Гослитиздатом двухтомник избранных произведений Джерома; «Трое в лодке» были опубликованы в первом томе под редакцией Марии Лорие. Тем не менее в 1939 в Ленинграде вышел анонимный перевод «Троих в лодке», позднее перепечатанный в Кирове в 1956 году. Нетрудно убедиться, что перевод, изданный в 1939 году, — это предыдущая редакция перевода Михаила Салье (ниже показаны несколько выборочных цитат из обоих переводов). Почему перевод вышел анонимно — вопрос отдельного исследования; в биографии Салье, которую можно найти в сети, сказано, что в 1939 году он переехал в Ташкент, и неясно, что именно случилось. По всей видимости, более корректно указывать дату публикации перевода Салье как 1939 г. На основе издания этого года выполнены и микрофонные материалы Всесоюзного радиокомитета для радиопостановки повести, изданные в 1941 году.

⦁ Анонимный перевод (1939):

«Внезапность, с которой он прикасается головой и всем телом к клавишам, создает действительно замечательный музыкальный эффект».

«После этого тетя Мария говорит, что она не может позволить детям стоять здесь и слышать такие выражения».

⦁ Перевод Михаила Салье (1957):

«Внезапность, с которой он прикасается головой и всем телом к клавишам, создает поистине замечательный музыкальный эффект».

«Тетя Мария говорит, что она не может позволить детям стоять здесь и слушать такие выражения».

⦁ Анонимный перевод (1939):

«Сколь многие, вечно рискуя затопить свой корабль, нагружают его целым ворохом ненужных вещей, которые кажутся существенными для удовольствия и комфорта в пути, а на самом деле являются бесполезным хламом».

⦁ Перевод Михаила Салье (1957):

«Сколь многие, рискуя затопить свой корабль, нагружают его всякими вещами, которые кажутся им необходимыми для удовольствия и комфорта в пути, а на самом деле являются бесполезным хламом».

⦁ Анонимный перевод (1939):

«Он изучал лабиринт по плану, который казался простым до глупости, так что жалко было двух пенсов платы за вход. Харрис полагал, что этот план был повешен в насмешку, так как он ничуть не был похож на подлинный лабиринт и только путал».

⦁ Перевод Михаила Салье (1957):

«Он изучал лабиринт по плану, который казался до глупости простым, так что жалко было даже платить два пенса за вход. Гаррис полагал, что этот план был издан в насмешку, так как он ничуть не был похож на подлинный лабиринт и только сбивал с толку».

Михаил Салье очень аккуратно обходится с подлинником, стараясь сохранять структуру фразы и авторские повторы. Уже в первой главе: «Что касается меня, то у меня не в порядке печень. Я знал, что у меня не в порядке печень…», соответствующее оригинальному «With me, it was my liver that was out of order. I knew it was my liver that was out of order…»; «Я попытался найти свое сердце. Я не мог найти у себя сердца» и «I tried to feel my heart. I could not feel my heart». Пояснения, убранные у Джерома в скобки, остаются там же и в переводе. Получается сохранить игру слов, например, «Students would have no need to „walk the hospitals,“ if they had me… All they need do would be to walk round me» переведено как «Студентам не было бы нужды „обходить клиники“ … Им достаточно было бы обойти вокруг меня». В описании неудавшегося морского путешествия «„What can I get you, sir?“ „Get me out of this“» превращается в «„Что прикажете принести, сэр?“ „Унесите меня отсюда“».

Так же аккуратно выполнена архаизация: используется лексика вроде «сам того не ведая», «услужить», «воротится», «именьице», «выворотить из чемодана», но она не выпирает из текста и смотрится естественно.

Салье избавляется от страдательного залога даже там, где он есть в оригинале. Например, в начале второй главы в рассказе о прелестях ночевки на воздухе говорится: «…Then we run our little boat into some quiet nook, and the tent is pitched, and the frugal supper cooked and eaten». Это переходит в «Мы укрыли нашу лодку в тихой бухточке, поставили палатку, сварили скромный ужин и поели», причем посреди абзацев в настоящем времени, сохраненном в переводе, внезапно возникает прошедшее время. Например, в переводе Энгельгардта здесь также убран страдательный залог, но настоящее время сохранено: «Мы причаливаемъ къ какому-нибудь укромному уголку, раскидываемъ палатку и варимъ на кострѣ скромный ужинъ».

Неточностей в переводе совсем немного. В сцене ночевки друзей в Дэтчете (глава 12) «a 2ft. 6in. truckle bed» переведено как «складная кровать длиной в два фута и шесть дюймов» — конечно, имеется в виду ширина. Во второй главе «had been summoned by the man next door but one» превратилось просто в «моего соседа» (впрочем, как и во многих других). Положа руку на сердце, это скорее придирки. Перевод просто прекрасный. Часто он воспринимается читателем как более тяжелый и сухой по сравнению с переводом Донского и Линецкой как раз за счет менее вольного обращения с оригиналом.

Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958)

Пожалуй, самый популярный перевод, превосходящий по количеству изданий — более сорока — даже перевод Салье. Оба переводчика — настоящие мастера. Михаил Александрович Донской (1913—1996) переводил прежде всего поэзию и пьесы: Гюго, Шекспира, Мольера, Лопе де Вега. Эльга Львовна Линецкая (1909—1997) переводила с французского, английского, немецкого, испанского как поэзию, так и прозу. Обычно указывается, что Донскому принадлежит перевод первых десяти глав повести, а Линецкой — остальное. Михаил Донской также написал примечания, публиковавшиеся в ряде изданий перевода.

Этот перевод выигрывает в глазах читателей благодаря легкости, достигающейся несколько более свободным обхождением с оригиналом, и удачному выбору разговорной лексики, не скатываясь при этом в отсебятину. Вот несколько примеров, взятых из первой главы, в сравнении с переводом Салье: «пустячная» и «пустяковая», «наиопаснейшая» и «злокачественная», «здоров как бык» и «всегда все в порядке», «на высказываниях лежит печать» и «всегда выражается, как», «расхаживаете» и «разгуливаете», «неслыханная» и «огромная». По сравнению с оригиналом некоторые повторы в переводе не сохраняются, а фразы перестраиваются исходя из сказанного в соседних предложениях. Например, упоминавшиеся у Салье повторы про сердце здесь переведены так: «Я стал искать у себя сердце. Я его не нашел». В сцене посещения Гаррисом лабиринта в Хэмптон-Корте у Джерома: «He said he went in once to show somebody else the way» и в конце абзаца: «It was a country cousin that Harris took in». Переводчики, сохраняющие эти предложения как есть, затрудняются объяснить читателю, что речь идет об одном и том же человеке. Например, у Салье: «Сам он … заходил туда один раз, чтобы показать кому-то, как лучше пройти … Гаррис повел туда одного своего родственника из провинции». У Донского и Линецкой: «Он сказал, что однажды зашел туда, чтобы показать его одному своему родственнику … Гаррис повел туда своего кузена, приехавшего из провинции».

Бывают и случаи, когда переводчики все же «докручивают» Джерома. Например, в описании встречи лодки с паровым катером (тринадцатая глава) лаконичное предложение «On would come the launch, whistling, and on we would go, drifting» переведено как «Куда нетерпеливо сворачивает катер, туда безмятежно дрейфуем и мы». Там же «irritating the aristocratic type of steam launch» соответствует «доводить этих аристократов до белого каления». Впрочем, такие примеры не повсеместны, да и опытный читатель понимает, что постоянно балансировать на грани точности и легкости даже выдающимся профессионалам удается не всегда.

Перевод Гая Севера (2014)

Самый новый перевод, примечательный прежде всего попыткой воспроизвести «специфический сухой „британский юмор“». Переводчик много консультировался с английским Джеромовским обществом для передачи британских реалий в тексте; иллюстрации издания, выполненные Владимиром Рыловым, также учитывали эти консультации. Печатную книгу нам раздобыть не удалось, однако перевод доступен на сайте переводчика. Поэтому сразу следует оговорить, что отмеченные ниже особенности текста относятся именно к его веб-версии.

Прежде всего обращают на себя внимание богатые, прекрасные комментарии к тексту, где пояснены все исторические реалии, в том числе места, где Джером ошибался, культурные реалии Англии XIX века, истории упомянутых брендов и пр. Найдены и откомментированы скрытые цитаты из Шекспира и Библии; к сожалению, при использовании цитат не указаны их русские переводчики (М.Л. Лозинский и авторы синодального перевода).

С точки зрения точности перевода, как представляется, желаемый результат достигнут.

Из недостатков чувствуется отсутствие надлежащей редактуры. Видны кальки и не совсем удачные по стилю выражения, например, «It is a most extraordinary thing…» переведено как «Самое странное дело, но стоит мне…»; «frozen with horror» — как «замороженный ужасом»; «funny tomb» при описании погребения миссис Томас — как «веселая могила»; «the assembly put on its hats» — как «собрание надело шляпы»; «by backing him to kill rats against time» — как «сколько крыс Монморанси прикончит в контрольный срок». Неловко сказано «вытащил его … из ста четырнадцати уличных драк» (у Салье — «вытащен … из сточетырнадцатой драки», у Донского и Линецкой — «сто четырнадцать раз вытаскивать … из уличных драк»). Несколько неуклюже звучит «иль духи скорбные то плачут песнь утопленникам в водорослей гуще бледным» как перевод «sad spirits, chanting dirges for white corpses, held by seaweed». На грани неточности — такие места в переводе, как «Я осязал это» оригинального «I felt that», «переплыть Атлантический океан в лодке» на месте «to cross the Atlantic in a small boat», «нам становится страшно, как детям в пустом тихом доме» как перевод «we get frightened, like children in a silent house».

Архаизирован перевод тоже не всегда уместно и часто излишне. «…Расхаживаете по палубе, будто вы и капитан Кук… и Христофор Колумб одним ликом», «исполнив сей долг», «батюшка Гарриса», «в грядущем нам было суждено узнать», «молвил», «погребение» выпирают из текста. Выражения вроде «разгрохали чашку» или «лодка хряснулась о берег» грубоваты. Эти и другие огрехи несколько скрадывают впечатление от большой и добротной работы. Представляется, что при должной редактуре перевод мог бы послужить основой для хорошего комментированного издания.

И немного личного

Мое любимое место повести — это размышления Джерома о том, как нужно устраивать жизнь; вы наверняка его помните по известной цитате из перевода Донского и Линецкой: «Выбрось этот хлам за борт, старина!». Случайно я заметил, что в этом абзаце в переводе неточность: в ладью своей жизни нужно взять «…ту, которая тебя любит и которая тебе дороже всех», тогда как в оригинале «Let your boat of life be… packed with only what you need — … someone to love and someone to love you». Как видно, Джером вполне допускает, что тот, кого вы любите, и тот, кто любит вас, могут быть разными людьми. В переводе за счет единственного дополнения «ту», к которому относятся оба поясняющих предложения, этот оттенок скрадывается. Просмотрев все остальные переводы, я обнаружил, что у всех переводчиков, кроме одного, в этом предложении одно дополнение и потому та же неточность. Только у Еликаниды Кудашевой написано «… кого-нибудь, кого любить, и кого-нибудь, кем быть любимым». Но сделано ли это из-за стремления к буквализму или по причине личного опыта, узнать уже невозможно.

***

Издания

Современные издания в основном являются перепечатками переводов Салье (редакции 1957 года) или Донского и Линецкой, с преобладанием последних. Эти основные переводы, наново выполненный перевод Гая Севера, а также дореволюционные переводы М. Энгельгардта и Еликаниды Кудашевой доступны в интернете, остальные переводы можно достать в библиотеках. Аудиокниги также делаются в основном по переводам Салье и Донского и Линецкой.

Иногда старые переводы перепечатываются в наше время. С указанием авторства перепечатаны переводы Кудашевой (АСТ, ежегодно с 2020 года), Энгельгардта (Профиздат, 2009), Журавской (Искателькнига, 2016). Но нередки и анонимные перепечатки. Перевод Кудашевой анонимно переиздан в 1928 году в современной на тот момент орфографии и после некоторой редактуры; перевод Жаринцовой переиздавался без указания имени переводчика несколько раз — издательством «Эксмо» в серии «100 главных книг» (2015 и другие годы) и «Всемирная детская классика (2006). Анонимный перевод последнего издания также критиковался в статье А. В. Уржи — без атрибуции перевода, но приведенных в статье отрывков достаточно, чтобы установить его авторство. Более того, «Эксмо» успешно издало все тот же перевод Жаринцовой в серии Pocket book, указав как переводчика Теодора Грица (1905—1959), литературоведа, переводившего с английского Фенимора Купера. Как видно, традиции пиратских перепечаток, на которые жаловался еще Джером, вполне в ходу.

Повесть часто издавалась с примечаниями, из заметных назовем примечания Льва Хвостенко (Лениздат, 1958 и 1980), Евгения Брандиса (Детгиз, 1959), Михаила Донского. При этом комментировались факты английской истории, некоторые культурные реалии (у Хвостенко в том числе — про оперы Гилберта и Салливана), обычно приводились и выдержки из предисловия Джерома ко второму изданию (1909). Примечания Донского перепечатывались без указания авторства (например, в издании Мещерякова). В издании «Золотой фонд мировой классики» (АСТ, 2003, 2006) в качестве автора примечаний указана А. Романова, однако сами примечания представляют собой расширенные комментарии Льва Хвостенко. Как уже было сказано, наиболее полные примечания есть в переводе Гая Севера.

Как сами «Трое в лодке», так и ее переводы много раз были темой научных исследований. В упомянутой статье А. В. Уржи приведены ссылки на диссертации по Джерому; в НИУ ВШЭ Татьяна Дё написала диплом о сравнительном анализе переводов Салье и Донского и Линецкой.

Перевод Надежды Жаринцовой (1896)

⦁ Джером К. Джером. Втроем по Темзе. СПб.: М.М. Ледерле и К°, 1896

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Эксмо, 2018

В книге указано, что автор перевода — Т. Гриц, но в действительности опубликован перевод Жаринцовой.

Перевод Зинаиды Журавской (1899)

⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке. СПб.: Шиповник, 1911

Перевод романа входит в двухтомник «Избранные рассказы» Джерома.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Искателькнига, 2016

Оформление художника А. Симанчука

Перевод Н. д’Андре (1899)

⦁ Джером К. Джером. Забавные приключения холостяков. СПб.: М.В. Попов, 1899

Н. д’Андре написал собственное предисловие к этому изданию.

Перевод М. Энгельгардта (1901)

⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке (кроме собаки). М.: «Польза» В. Антик и К°, 1911

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке (не считая собаки). Перевод М. А. Энгельгардта. М.: Профиздат, 2009

Перевод Е. Тихомандрицкой (1907)

⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке (не считая собаки). 2-е изд. СПб. — М.: Т-во М. О. Вольф, 1914

Издание включает 20 рисунков А. Бену.

Перевод Еликаниды Кудашевой (1912)

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке (кроме собаки). М.: Т-во И.Д. Сытина, 1912

Перевод повести включен в собрание сочинений Джерома К. Джерома.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: АСТ, 2020. (Серия «Лучшая мировая классика»)

Было несколько переизданий.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: АСТ, 2022. (Серия «Эксклюзивная классика»)

Было несколько переизданий.

Перевод Михаила Салье (1957)

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки Москва // Джером К. Джером. Избранные произведения в 2 т. Т. 1. М.: Гослитиздат, 1957

Двухтомник составил Симон Маркиш, он же написал к нему предисловие. Издание снабжено иллюстрациями Ивана Семенова. В первый том, помимо повести «Трое в лодке», входят рассказы Джерома.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Мартин, 2021. (Серия «Малая избранная классика»)

⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке, не считая собаки. М.: Эксмо, 2016. (Серия «100 главных книг»)

⦁ Джером К. Джером. Трое в одной лодке, не считая собаки. М.: Лабиринт, 2021

Книга снабжена иллюстрациями Артура Фредерикса, которого издатели ошибочно назвали Альфредом Фредериксом.

Перевод Михаила Донского и Эльги Линецкой (1958)

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке (не считая собаки). Л.: Детгиз, 1959

Автор вступительной статьи и примечаний — Евгений Брандис, рисунки — Георгия Фитингофа.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: АСТ : Пушкинская библиотека, 2006. (Серия «Золотой фонд мировой классики»)

В состав издания входят другие произведения Джерома: «Трое на четырех колесах», «Как мы писали роман», рассказы.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Издательский дом Мещерякова, 2019

Издание снабжено иллюстрациями Варвары Григорьевой.

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Вече, 2022. (Серия «100 великих романов»)

⦁ Джером К. Джером. Трое в лодке, не считая собаки. М.: Нигма, 2021

Издание снабжено иллюстрациями Александры Семеновой.